Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель

После совещания, на котором он так и не появился, Шуман ходатайствовал перед Беккером о сформировании Группы ядерных физических исследований, подчиненной Департаменту армейского вооружения. Отныне работы разрешалось упоминать только под условным названием «Создание новых источников энергии для Р (ракетных)-двигателей». Руководителем Группы назначили Дибнера.

В те сентябрьские дни Багге, чувствуя, что ему довелось стать участником исторических событий, впервые в жизни решил вести дневник. Вот одна из первых отрывочных записей:

16 сентября 1939 года. Вызваны для отчета в Департамент армейского вооружения, в Берлин. Дискуссия с доктором Дибнером. Участие в совещании по важному вопросу. Возвращение в Лейпциг.

«Важный вопрос» теперь стал государственной тайной. После совещания любые упоминания в печати о возможностях создания урановых реакторов и атомных бомб были запрещены. Вскоре последовали и практические меры.

В военные инстанции на цензуру поступила статья от одного из работников фирмы «Сименс». Автор выступал под псевдонимом, но проверкой было установлено, что он — заместитель директора «Сименсовского института расщепления атома». Автор с энтузиазмом писал о блестящих перспективах, открывшихся перед Германией «благодаря открытию немецких ученых». Он особенно напирал на то, что энергии взрыва «вполне достаточно, чтобы превратить в развалины и взмести в атмосферу даже гигантский город», и восторженно восклицал: «Какой ужасающей силой уничтожения располагали бы военно-воздушные силы, атакуя врага подобным оружием!» В статье даже утверждалось, что эксперименты со все возрастающими массами урана идут уже полным ходом и во избежание непредвиденных последствий приняты строжайшие меры предосторожности, в частности ведется строжайший контроль температуры урана, облучаемого нейтронами. Предсказывал автор и возможность использования атомной энергии на электростанциях.

Военные немедленно запретили публикацию. Также поступали они и с другими работами. Вплоть до 1942 года в немецкой печати не появилось ни строчки об атомной энергии и связанных с нею физических исследованиях. Однако за десять гитлеровских лет некоторые немецкие физики еще не успели смириться с цензурой, и самые горячие из них добивались права публикации работ об исследованиях, не имевших прямого отношения к урановому проекту. В 1942 году некоторые наиболее безобидные статьи появились в печати.

Хотя имелось достаточно оснований согласиться с выводами Бора и Уилера, совещание 16 сентября так и не пришло к определенному выводу, какой же изотоп урана расщепляется при захвате нейтрона.

Чтобы решить это раз и навсегда, следовало бы поставить эксперимент, подвергнув каждый изотоп в отдельности бомбардировке нейтронами. Но для этого требовалось разделить изотопы, получить некоторое количество каждого из них. Работу поручил!: Хартеку, поскольку он уже имел практический опыт разделения изотопов многих элементов включая ксенон и ртуть. Но с ураном Хартеку еще не приходилось иметь дела. Разделение изотопов урана казалось ему вполне осуществимым, поскольку процесс, разработанный Клузиусом и Диккелем, был довольно несложным и действовал безотказно.

В принципе конструкция аппарата для разделения представляла собой вертикальную колонну из двух вставленных одна в другую труб. Температура внутренней трубы поддерживалась более высокой, и, когда в пространство между внешней и внутренней трубами вводили газообразную смесь двух изотопов, легкий изотоп концентрировался у более горячей трубы и в силу естественной конвекции поднимался вверх. Следовательно, задача заключалась прежде всего в изыскании такого химического соединения урана, которое было бы газообразным.

Тут-то и возникла первая техническая трудность. Хартеку и его сотрудникам вскоре стало ясно, что единственное более или менее подходящее газообразное химическое соединение урана — гексафторид урана (шестифтористый уран) — чрезвычайно агрессивно. Почти все материалы, которые имелись в распоряжении Хартека, очень быстро корродировали под действием этого газа. Не менее неприятным его свойством было и то, что он переходил в твердое состояние уже при температуре чуть ниже 50 градусов или в контакте с самыми разнообразными веществами, включая воду. И все же Хартек решил попытаться. Для начала ему требовалось всего лишь 12 граммов, или один литр, этого газа. В начале октября «ИГ Фарбениндустри» согласилась изготовить требуемое количество, и ей были направлены 100 граммов урана. А в Гамбурге, в лаборатории Хартека, спешно готовились к сборке аппарата Клузиуса—Диккеля.