Кэтрин Джинкс - Инквизитор

На это он, конечно, промолчал. Большинство инквизиторов хорошо знают, когда нужно прибегнуть к молчанию.

Так или иначе, отец Августин не только выглядел и, я уверен, чувствовал себя умирающим, но и вел себя соответственно: казалось, что он страшно торопится, словно дни его сочтены. И в качестве примера этой странной поспешности, я расскажу вам, что произошло вскоре после его прибытия в Лазе, менее чем за три месяца до его кончины, когда я попросил помощи в достойном деле «ловли лисенят, которые хотят испортить виноградники Господа». Иными словами, задержания некоторых врагов, осадивших Церковь со всех сторон, так что она стоит между ними словно лилия между тернами. Вы, несомненно, знаете, что это за враги. Может быть, они вам даже встречались — эти поставщики ересей, эти сеятели раздора, подстрекатели смуты, противники единства, которые подвергают сомнению истину, провозглашаемую Святым римским престолом, и оскверняют чистоту веры разными лжеучениями. Даже отцы Церкви не избежали порчи, происходящей от этих посланцев сатаны. (Не сам ли святой Павел учил нас: «Надлежит быть разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные».) Здесь, на юге, мы ведем борьбу со многими заблуждениями, многими зловредными общинами, названиями и учениями различающимися, но в равной мере ядовитыми. Здесь, на юге, ростки древней манихейской [8] Речь идет о так называемой катарской (cathari — чистые), или альбигойской (от названия городка Альби), ереси, широко распространившейся в XI–XIII ее. на юге Франции и восходящей к древнему еретическому учению манихеев (от имени его основоположника Мани). Катары считали материальный мир порождением дьявола, проповедовали крайний аскетизм, отрицали католическую иерархию. ереси, осужденной блаженным Августином, укоренились особенно глубоко и до сих пор цветут пышным цветом, несмотря на праведный труд священного ордена доминиканцев.

Здесь многие братья посвятили себя тому, чтобы защищать веру Христову. По моем назначении в Лазе викарием к инквизитору Жаку Вакье (как, кажется, давно это было) мне надлежало не только проводить ежедневно многие часы, обличая этих пособников зла, но и облегчать бремя забот отца Жака, буде он сочтет его чрезмерным. Как выяснилось, отец Жак скоро утомлялся, и я отдавал гораздо больше времени делам Святой палаты, нежели намеревался вначале. Тем не менее отец Жак направлял многие души, что, подобно овцам, прискорбно сбились с пути, и когда прошлой зимой он умер, то труд, оставшийся после него, оказался слишком велик для одного человека. Это и побудило меня обратиться в Париж с просьбой о новом старшем инквизиторе. Вот почему отец Августин появился в обители летним вечером за шесть дней до праздника Посещения Пресвятой Девой Марией Елизаветы, когда ожидалось его прибытие, тихо и незаметно, сопровождаемый лишь молодым помощником, Сикаром, который служил своему господину глазами.

Устав с дороги, они оба пропустили ужин и вечернюю службу и, насколько мне известно, сразу отошли ко сну. Но на заутрене я видел отца Августина против клироса, и после третьего часа мы отправились в его келью. Я должен пояснить, что в обители Лазе братья, которые назначены в услужение Святой палаты, наделяются той же привилегией, что и наши чтец и библиотекарь, а именно правом жить в отдельной келье и запирать ее дверь. Однако отец Августин не сделал этого.

— Я предпочитаю не говорить о нечестивых делах в посвященном Господу месте, — объяснил он. — Насколько возможно, мы будем обсуждать приспешников дьявола там, где мы с ними воюем, а не отравлять воздух обители злыми помыслами и деяниями. Поэтому я не вижу нужды в скрытности и запертых дверях. Только не здесь.

Я не возражал. Затем он призвал меня помолиться вместе с ним о том, чтобы Господь благословил наше усердие в деле очищения земли от еретической скверны. Было очевидно, что он слеплен из другого теста, нежели Жак Вакье. Отец Августин имел привычку прибегать к различным иносказаниям, коими он означал еретиков — «лисы в винограднике», «плевелы в снопе пшеницы», «сбившиеся с пути истинного». Кроме того, он отличался точностью в определениях степени вины заблудших, каковые были приняты в прошлом столетии Таррагонским собором. Например, он никогда не сказал бы, что обвиняемый «укрывал» еретиков, если на самом деле он их «прятал» (различие, как вы знаете, тут весьма тонкое), и не назвал бы «защитником» того, кто был их «пособником». Он всегда называл дом или постоялый двор, где могли собираться еретики, «вместилище», согласно постановлению Собора.