— Я всего лишь служащий моей страны, — с достоинством произнес секретарь.
— Именно в этом своем качестве, — кивнул Макгахан, — в прошлом году вы побеспокоились о том, чтобы турецким властям стало известно о нашем прибытии в Пловдив. И лишь из-за их восточной медлительности мы успели объехать район восстания раньше, чем были отданы распоряжения не пускать нас.
— Вы говорите с предубеждением ирландца, — желчно засмеялся Хейгерт.
— Нет, я говорю с убежденностью очевидца, — ответил Макгахан, — что в равной степени неприятно как для меня, так и для вас. — И, подавшись немного вперед, он продолжал:
— Это трагедия наших дней, господин Хейгерт. В прошлом каждое государство защищало лишь свои, собственные, интересы. И это было более или менее справедливо. Однако могучие державы создали большую политику, и она подчинила все, в том числе и совесть людей. Хочу, чтобы вы меня поняли правильно. Я говорю о системе. Возможно, безрассудство — это болезнь могущества… Во всяком случае, будет чрезвычайно печально для всего мира, если это станет правилом внешней политики государств.
— Всего лишь в вашем понимании, милостивый государь, — холодно и спокойно возразил секретарь. — У нас свои интересы в этой части света…
— Именно это я и утверждаю, — подхватил Макгахан. — Ведь полому вы и действовали столь хладнокровно. — Он взглянул на англичанина. — А теперь, конечно же, вам не остается ничего другого, кроме как сохранять хладнокровие.
— А я считаю, господин Макгахан, — вмешался Сарафоглу, — что поведение Англии по отношению к оттоманской державе есть пример исполненного долга в международных отношениях.
Журналист перевел взгляд на Сарафоглу и, откинувшись на спинку кресла, медленно произнес:
— Знаете, мне не совсем понятно, почему вы так боитесь независимости вашей страны?
— А я вам поясню, — ответил Сарафоглу, по привычке ощупывая цепочку карманных часов. — Прежде всего хочу, чтобы вы знали, что лично я поддерживал борьбу за независимость болгарской церкви. Господин Аргиряди может это подтвердить. Что же касается политической свободы, тут у меня имеются свои аргументы. Во-первых, страна должна получить политическую свободу без каких-либо сотрясений, путем постепенного введения самоуправления…
— А до тех пор ваш народ могут резать и убивать, сколько им влезет, — кивнул Макгахан.
— Минуточку, — поднял руку Сарафоглу. — Во-вторых, я абсолютно убежден в неспособности малых национальностей развиваться самостоятельно. Знаете, что будет представлять собой турецко-болгарское государство наподобие Австро-Венгерской империи? В-третьих, — Сарафоглу методически загнул третий палец, — в финансовом отношении положение небольших государств весьма плачевно. В-четвертых, ни один порядочный человек в этой стране не согласится, чтобы им правили разные бездельники и негодяи, не вылезающие из бухарестских кабаков…
Макгахан усмехнулся.
— А мне кажется, что самый важный ваш аргумент заключается в следующем: не стоит покидать кресло в Государственном совете, коль уж до него добрался…
Меня не Государственный совет кормит, — ответил Сарафоглу. В голосе его чувствовалось легкое раздражение.
— А я и не говорю о хлебе насущном, — снова усмехнулся корреспондент и посмотрел на часы. — Впрочем, наш спор вряд ли закончится обоюдным согласием…
Он поднялся и сказал, обращаясь к хозяину:
— К сожалению, я должен идти. Хочу съездить в Пазарджик…
Аргиряди тоже встал.
— Мне будет очень приятно, если вы снова нас посетите. Мы ведь так мало виделись, хотелось бы опять встретиться.
— Благодарю вас, — тепло улыбнулся. Макгахан. — Я остановился у моего друга еще по константинопольскому колледжу Павла Данова и буду вам очень признателен за ваше внимание.
— Я слышал о вашей дружбе с господином Дановым, — сказал Аргиряди, пожимая гостю руку. — Надеюсь, мы с вами еще увидимся…
Сарафоглу тоже поднялся и стал натягивать перчатки на костлявые руки, явно горя желанием продолжить разговор с гостем на улице. Однако настроение у него уже было испорчено. Никогда не знаешь, как следует себя вести с такими людьми. И самое главное — нельзя угадать, что они обрушат на твою голову в следующую минуту.
На пороге гости столкнулись с Амурат-беем. Аргиряди поспешил представить бею Макгахана. Амурат несколько секунд пытливо смотрел на корреспондента, будто пытаясь что-то вспомнить. Потом кивнул и направился по лестнице в свою комнату, не уделив никакого внимания Сарафоглу.
Читать дальше