Петр Константинов - Синий аметист

— Кирко, — миролюбиво прервал его Дончев. — Не каждый способен поднять ружье, есть люди, которые держатся за свои кошельки и боятся лишиться имущества, — это правда, но если кому-то приходится туго и они могут помочь, бросают все и помогают. Вот о таких и речь сейчас…

— Вы заблуждаетесь, господа, — покачал головой Бруцев. В глазах его снова вспыхнул огонь. — Ну что вы ждете от людей, для которых деньги — и слуга, и хозяин? О каком честолюбии и патриотизме говорите? Да в Париже подобные пауки вместе с Бисмарком расстреливали детей и пили их кровь…

— Кирилл, — снова прервал его Дончев. — Я тебе не раз уже говорил, что парень ты хороший, лишь один недостаток у тебя — твое семинарское образование. Уж больно ты привык делить людей на херувимов и дьяволов… А мир — он совсем иной… И между небом и землей люди живут, понимаешь, люди…

— Бруцев, — сказал Грозев. — Давайте не будем сейчас говорить о Бисмарке и Париже. Наше положение ничуть не лучше. Но речь о другом. Сейчас мы решаем, что может принести пользу нашему делу.

— Прошу меня извинить, господин Грозев, — ответил Бруцев. — Но я думаю, что положение вещей несколько иное, чем нам кажется. Я участвовал в подготовке восстания… Сейчас я тоже отдам все, что необходимо для нашего дела… Но, по-моему, мы рассматриваем вопрос узко. Настоящая свобода всех народов будет достигнута лишь в том случае, если всеобщая революция сметет всех тиранов. О какой свободе Франции можно говорить, если Луи Огюст Бланки еще томится в застенках? Разве свободна Россия, на которую мы все взираем как на мессию, если Лавров пишет материалы для газет в Женеве, а тысячи просвещенных умов медленно угасают в Сибири? За какую свободу боремся мы? И если придется умереть — то за что станем умирать?

Грозев слушал проникновенную речь молодого человека, глядя на Бруцева в упор. Когда тот кончил, он помолчал немного и потом сказал:

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Но борьба за свержение турецкой тирании ведется вот уже десятилетия. Освобождение страны от ненавистного ига — первейшая задача, которую мы должны решить. От этого зависит будущее нашего народа, его развитие, прогресс всей страны. Тем, для которых эта борьба является вопросом жизни и смерти, ваши идеи, сколь благородными и возвышенными они бы ни были, покажутся непонятными, ибо они слишком нереальны и далеки. Каждый может задать вам вопрос: когда, как и конкретно какими средствами вы намереваетесь осуществить ваши идеи? Люди, с нетерпением ожидающие восхода солнца, не любят туман, господин Бруцев…

Семинарист вскочил на ноги.

— Вы хотите сказать, что я — фантазер и что идея мировой революции — туман… — Лицо его покраснело от едва сдерживаемого возмущения. — Ваша цель — посмеяться надо мной и жестоко унизить… Но меня не пугает это, милостивый государь. Мои идеи, мое понимание вопроса — это не случайные домыслы, они — плоть от плоти моей, они в моей крови, и я готов отстаивать их до конца своей жизни.

— Вы ошибаетесь, я не насмехаюсь над вами и ни в коей мере не желаю вас унизить, — спокойно ответил Грозев. — Повторяю — ни в коей мере. Как раз наоборот: я бесконечно уважаю ваши идеи. Не разделяю их только потому, что для меня они — все еще фикция и потому, что я посвятил свою жизнь другой цели — освобождению Болгарии. Вы тоже достойно можете служить этому делу, что и доказали своими поступками. Но я считаю, что прежде чем сделать какого-то человека гражданином мира, нужно дать ему гражданство своей собственной страны. Вот в чем заключается смысл нашей нынешней борьбы…

Бруцев молчал. После короткой паузы Грозев продолжил:

— Я повторяю то, о чем говорил в самом начале. Мы должны конкретно решить, что может сделать каждый из нас, собравшихся здесь…

— Конечно, нужно, черт побери, — стукнул кулаком по колену Дончев, — нужно действовать… Стыдно и грешно сидеть сейчас сложа руки и чего-то ждать…

— Давайте подожжем склады или взорвем какой-нибудь мост, — подал голос Искро.

— Нет, — решительно возразил Коста Калчев, накрывая рукой листы на столе. — Взрывать сейчас мосты — это безрассудство. Могут пострадать и болгары. Проливать невинную кровь… Да ни за что… Я с этим не согласен…

— Коста прав, — покачал головой Дончев. — Мало, что ли, народу погубили, и мы туда же — душу свою чернить. Но было бы неплохо пустить в расход парочку-другую турок, прежде чем займемся чем-то крупным.

— Борьба наша, — продолжал Коста, словно не слыша слов Дончева, — чистая и благородная, она ведется с определенной целью, во имя идеалов, а не просто так, лишь бы отдать чью-то жизнь…