Йоханнес Йенсен - Падение короля

В тот же миг она отскочила в сторону, наткнулась на дерево, шмыгнула за его ствол и скрылась. В кустах прошумело, они сомкнулись за ней, ветки еще покивали, и вот уже все смолкло.

Отто Иверсен посмотрел в вышину. Высокий свод летних небес вздымался над садом, смиренно мерцали звездочки. Справа и слева торчали зубцы двух покатых крыш. Она исчезла! Медленно, со сдавленным сердцем Отто побрел прочь из сада. При каждом шаге из травы поднимался вверх сыроватый запах земли и растений. Нет, не мог Отто так сразу уйти из сада. Он обошел вокруг зарослей кустарника, выбрался на дорожку и по ней пришел к повислой бузине, ветви которой шатром спускались в сад.

Там она и спряталась. Отто ее отыскал; водя по воздуху вытянутыми руками, он нашарил ее волосы. Она не проронила ни звука, а только втянула голову в плечи; она вся дрожала с головы до пят. Отто опустился на колени и хотел ее обнять, но она упрямо отстранялась и пряталась от него в густой листве. Отто на коленях полз за нею, пока не наткнулся на край стола, стоявшего внутри естественной беседки.

— Сусанна, — шептал он, — Сусанна.

Повторяя ее имя, он успокаивался. Она проворно вскочила. Но он удержал ее, обхватив обеими руками вместе с юбкой ее колени.

— Кто ты? — спросила она, трепеща.

Вместо ответа он засмеялся тихим, потерянным смехом, он ощутил тепло ее тела; на ней было платье из толстой и суровой ткани, но он почувствовал, как от этого прикосновения счастье прихлынуло к его рукам. От восторга он обхватил ее за талию и притянул к себе и заставил тоже опуститься на колени; осторожным касанием он нежно дотрагивался до ее волос и разгоревшихся щек, стараясь повернуть к себе лицом. Наконец ему это удалось, но она его перехитрила и мгновенно отвернулась уже в другую сторону. Отто снова стал поворачивать ее круглую непослушную головку, она неожиданно поддалась и тут же отвернулась в другую сторону и опять спрятала от него лицо.

— Нет, нет, — говорил Отто восторженным шепотом. Он уже настаивал на своем праве и силой привлек ее к себе, но она упиралась коленками и локтями, он вытянул шею и успел ее врасплох поцеловать. И еще раз поцеловал, но ощутил под своими губами крепко сжатый и жесткий маленький рот… Но вот она медленно, точно потянувшись, расслабла, добровольно подчиняясь ему, и он почувствовал, что держит ее в объятиях, смиренную, исполненную робкой страсти. И он опять поцеловал ее в уста, и вдруг они дрогнули и раскрылись навстречу его поцелую, точно розовый бутон. Смущаясь, Отто проглотил подкативший к горлу комок. И снова он целовал Сусанну, но, встретив ответный пыл, вдруг почувствовал, что не хочет его разделить, и с тоскливым чувством погрузился, отстраняясь, в прохладную листву бузины. Но Сусанна прильнула к его груди, он чувствовал ее голову возле своей шеи.

Так они просидели много времени. Тихо было в городе. Пробило полночь, гулко лился густой колокольный звон.

— Завтра нам идти в поход, — сказал Отто Иверсен.

Это не было каким-то несчастьем, и не оттого, верно, Отто с тяжким вздохом приподнял со своего плеча головку Сусанны.

— Ты о чем-то горюешь? — спросила Сусанна.

— Что? — переспросил он певуче и звонко. И затем, после долгого молчания, поникшим и тусклым голосом отозвался:

— Да.

Сусанна покусывала и покрывала поцелуями костяшки его пальцев. Отто услыхал шаги за оградой и на мгновение настороженно прислушался — шаги замерли, и он про них забыл.

А это был Миккель Тёгерсен, он остановился по другую сторону зеленой завесы. Дойдя до ограды, он сразу заметил пролом и стоял, не сходя с места, пока над спящим городом не пробило час ночи. Тут из-за листвы вышла парочка, и Миккель узнал Отто Иверсена. Миккель видел, как они выбрались из кустов и скрылись в одичавшем саду, где покосившиеся ветхие деревья возвышались среди благоухающих зарослей, словно существа, пришедшие из седой древности, они как попало топорщили корявые ветви, как будто, запутавшись в накопленной мудрости, уже и сами не знали, куда направить указующие персты.

Отто взошел по лестнице в девичью светлицу Сусанны, она сама привела его за руку. Свет летней белой ночи свободно вливался в окошко, и здесь Отто разглядел девичью красу Сусанны; она была бела, как снег, и черна, как вороново крыло, словно бы в ней соединились день и ночь, он узрел перед собой дитя неведомых солнечных стран: перед его взором ослепительная белизна переходила в золотисто-смуглые оттенки, словно прежде, чем вырасти и побелеть, она вся была покрыта загаром. И в крови ее, казалось, соединились день и ночь, невинность и страсть — Отто склонился перед нею, ослепленный ее пламенем, и, оробев, замкнулся, вспоминая Анну-Метту, но чем сильнее завладевала им смертная тоска, тем жарче пылала Сусанна — горячим чувством, восторгом и страхом, она была счастлива своим потаенным мучением, и она любила его за то, что он молчал и что взор его был преисполнен непонятного отчаяния. Трижды она, вся светясь нежностью, обольщала его своими юными, золотисто-смуглыми персями, и трижды он отшатывался от нее, как будто ему грозила смерть. Пока наконец, раздавленный и плача невидимыми слезами, не заключил ее в свои объятия.