Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Не только перед Егоркой, и пред такими же, как он впервые вступавшими в ратники, но и перед служилыми и дворянами, что вооружались в монастыре, предстало диво дивное. Меч, чуть ли не с оглоблю длиной, обоюдоострый. Инок притащил его волоком и положил у ног Селявина.

— Подымешь ли? Его двумя руками поднимать?

Селявин поднял его одной рукой.

— Лемех от плуга, а не меч! — заметил Егорка.

— Он пропашет! — одобрил Селявин. Поднял меч и взмахом обвел его над головой. У тех, кто стоял поблизости шевельнуло волосы ветром.

Первыми увидели польское воинство дозорные с Плотницкой башни. Разожгли кострище, дымом предупредить, что пришел враг, тех, кто еще тянулся к монастырю под защиту его стен.

Загремели колокола, отгоняя от монастыря злых духов и нечистую силу, ободряя тех, у кого трепетали души. Потянулись вверх подъемные мосты, опустились в воротах железные решетки. Те, кто не успел войти в монастырь бежали в лес.

Редко добром поминали царя Ивана Васильевича Грозного. Тем, кто собрался на защиту Троицкого монастыря, довелось поклониться его памяти. Это он повелел обнести монастырь каменными стенами окружностью в шестьсот сорок саженей, высотой в четыре сажени, толщиной в три сажени. Башен было поставлено двенадцать. Плотничья на углу западной стороны при сходе с ней стороны северной. На схождении северной и северно-восточной сторон — четыре башни : Конюшенная с воротами, Соляная, Кузнечная и Наугольная. Между восточной и южной сторонами — Пятницкая. На южной стороне — Луковая и Водяная с воротами. На западе — Погоребная. Крепостные стены обнесены рвом с водой. Стены с бойницами в несколько ярусов, со стрельницами и заборалами.

Архимадрит и воеводы поднялись на Плотницкую башню. Московская дорога, как на ладони. С холма, под гору спускались конные польские хоругви. Впереди — польские воеводы. Князь Долгорукий был в ближних царя Дмитрия, поэтому знал многих польских вельмож. Показывал архимандриту и Голохвастову на Адама Вишневецкого и на его стрыйного брата Константина. Сапегу узнали по тому, что к нему, как к вышеначальному, подъезжали офицеры.

Колокола в монастыре умолкли. Наступила тишина. Доносилось до стен конское ржание. Ржанием отвечали им монастырские кони. Сапега поднял булаву, и конная хоругвь драгун устремилась на Климентиевское поле. За ними спустились гусарские хоругви. А далее колыхались казачьи пики, и всякое дреколье гультящих. Вышли на взгорок и пешцы, в ожидании, когда конница освободит им путь. Вельможные паны спустились с пригорка.

Взревели трубы, ударили литавры, и войско двинулось в обход монастырских стен для устрашения осажденных. Старики из бывалых ратников вспоминали, что вот так же вокруг стен Пскова обводил свои полки Стефан Баторий.

— Можно ли их сосчитать ? — спросил архимандрит.

— И считать не надобно! — ответил Голохвастов. — На глаз видно, что их десятеро на нашего одного, если того не более.

Обойдя монастырь поляки начали занимать позиции. На западной стороне против Плотничьей башни Сапега разбил свой стан. Лисовский расположился в Терентьевой роще напротив Наугольной и Луговой башен. Сразу же, не теряя времени, поляки и казаки начали рыть рвы, сооружать шанцы, собирать туры. Расставляли пушки. Монастырские дозорные насчитали девяносто пушек.

В монастыре над гробницей святого Сергия воеводы и ратные люди, монастырские слуги, дворяне, дети боярские, крестьяне, что пришли в монастырь, целовали крест оборонять его до смертного часа. Началась церковная служб, которая с этого часа уже не прерывалась во все время осады.

В польском стане днем и ночью шли приготовления к приступу. Придвинули к стенам на пушечный выстрел туры, втащили на них пушки.

29-го сентября у ворот Конюшенной башни затрубили польские трубачи, под белам флажком подъехал верхоконный, размахивая свитком с грамотой. Ему открыли притвор в воротах. Он отдал послание Сапеги к архимандриту и ко всей монастырской братии. Грамоту забрали, посланному сказали, что ответ доставят сами.

Архимандрит призвал воевод и старцев слушать польское послание.

«Пишет к вам, жалеючи вас Ян-Петр Сапега! Покоритесь царю Дмитрию Ивановичу, сдайте мне город, будете зело жалованы от царя Дмитрия Ивановича, как ни один из великих ваших не пожалован Шуйским; а если не сдадите, то знайте, что мы на то пришли, чтобы, не взяв его, не уходить отсюда. Сами ведаете сколько городов мы взяли. И Москва, и царь ваш в осаде. Мы в том ручаемся, что будете не только наместниками в Троицком городе, но царь даст вам многие города и села в вотчину, а не сдадите город и мы возьмем его силой, тогда уже ни один из вас в городе не увидит от нас милости. Пишем тебе словом царским, святче архимандрите: прикажи попам и монахам, чтоб они не учили войско противиться царю Дмитрию Ивановичу, памятуя милосердие оказанное монастырю отцом его царем Иваном Васильевичем, а молили бы Бога за него и царицу Марину Юрьевну, а нам город отворили безо всякой крови. А не покоритесь, так мы зараз возьмем замок ваш и вас беззаконников порубаем всех!»