Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Споры о том жив ли царь Дмитрий разгорались и в Риме, и в Кракове. Сомневающиеся говорили, что если царь Дмитрий жив, почему он скрывается, когда из-за него уже разгорелась война. Им отвечали, что Дмитрий опасается царя Шуйского и короля за свою поддержку рокоша.

Когда из Стародуба пришло известие, что появился Дмитрий, сторонники версии, что он жив, обрели уверенность. И как же не увериться, когда его признал князь Адам Вишневецкий, открывший его в свое время польскому обществу. В Польше росли симпатии к «делу Дмитрия». Мало кто знал, что собирались вокруг него не по убежденности в его истинности, а для вольных грабежей, чтобы ускользнуть от судебных преследований за мятеж против короля. И королю облегчение, ибо мятежники уходили в Московию, а он в переговорах с Москвой мог объявить их вне закона, снимая с себя ответственность за их действия.

После известного дела под Брянском, в Краков пришло письмо пана Харлевского из отряда пана Валавского.

Пан Харлевский писал:

«Царь Дмитрий и все наши благородные рыцари здравствуют. Мы взяли Брянск, сожженный людьми Шуйского, которые вывезли оттуда все сокровища и бежали так скоро, что их нельзя было настигнуть. Дмитрий теперь в Карачеве, в ожидании знатнейшего вельможи из Литвы. С ним наших 5000, но многие худо вооружены. Зовите к нам храбрых; прельщайте их и славою и жалованием Царским. У нас в Польше носится слух, что сей Дмитрий обманщик: не верьте! Я сам сомневался и хотел видеть его; увидел и не сомневаюсь. Он набожен, трезв, умен, чувствителен, любит военное искусство, любит наших, милостив к изменникам, дает волю пленным служить ему или снова Шуйскому. Но есть злодеи: опасаясь их, Дмитрий никогда не спит на своем Царском ложе, где только для вида велит быть страже, положив там кого-нибудь из русских. Сам уходит ночью к гетману или ко мне и возвращается домой на рассвете. Часто бывает тайно между воинами, желая слушать их речи, и все знает. Зная даже и будущее, говорит, что ему властвовать не долее трех лет, что лишится престола изменою, но опять вернется и распространит государство. Без прибытия новых, сильнейших дружин Польских, он не думает спешить к Москве, намеривается взять самого Шуйского, который в ужасе, в смятении снял осаду Тулы; все бегут от него к Дмитрию».

Письмо ходило в списках по рукам вельмож и шляхты в Польше. Королевский духовник, отец Барч, передал его королю. Сигизмунд дал высокую оценку этому письму, как документу с места событий. Его не смутило, что письмо было насквозь лживым. Он знал, что очень многим в Польше хотелось верить, что Дмитрий жив и вскорости воцарится в Московии.

Пока письмо дошло до Сигизмунда, он получил известие, что Брянск не был взят, а паны потерпели у этого города позорное поражение. Короля это нисколько не смущало. Гибли в Московии его недавние противники, а письмо Харлевского оттягивало мятежников из королевства.

Сигизмунд знал, что к поискам нового Дмитрия приложила старания та же сила, что подставила и первого. Его устраивало, что он может не вмешиваться открыто в это новое предприятие иезуитов. Понадобился жидовин, путь будет жидовин, лишь бы Московия шла к разрушению. Чем незначительнее личность нового Дмитрия, тем легче будет его убрать в надлежащее время. Московский простол Сигизмунд, пока еще в тайне, наметил для себя.

Пока рокошане, ушедшие в Московию, доставлявшие ему не мало хлопот, забавлялись со своим Дмитрием, король вел переговоры с московским посланником князем Григорием Волконским.

Шуйский послал Григория Волконского и дьяка Андрея Иванова для установления перемирия с Речью Посполитой. Посланникам был дан наказ. В наказе указывалось, если король и паны радные спросят, каким обычаем убит тот, кто назывался Дмитрием Углицким, то отвечать: «Как изо всех городов Московского государства дворяне и всякие служилые люди съехались в Москву, то царица Марфа, великий государь наш Василий Иванович, бояре, дворяне, всякие служилые люди и гости богоотступника вора расстригу Гришку Отрепьева обличили всеми его богомерзкими делами, и он сам сказал перед великим государем нашим и пред всем многонародным множеством, что он прямой Гришка Отрепьев, а делал все то, отступя от Бога, бесовскими мечтами, и за все те его злые богомерзкие дела осудя истинным судом, весь народ Московского государства его убил».

Буде спросят, кто же допустил приезд Афанасия Власьева свершить обручение Дмитрия с Мариной, отвечать: «Афанасию Власьеву как было верить? Афанасий — вор, разоритель веры христианской, тому вору советник, поехал к государю вашему Сигизмунду королю по его воле, без ведом бояр».