Энн Райс - Иисус - Возвращение из Египта

Я незаметно выскользнул из синагоги на улицу. На теплом воздухе моя дрожь прекратилась. Я прошел через деревню и поднялся на один из холмов.

Небо висело надо мной огромное, и по нему плыли белые корабли-облака.

В траве пестрели полевые цветы, высокие и низкие. Оливковые деревья были увешаны плодами.

Я лег на траву и прикоснулся к цветкам, что росли поблизости. И я посмотрел наверх, сквозь ветви оливкового дерева. Мне так хотелось увидеть небо, составленное из кусочков. Счастье охватило меня. Вдалеке, кажется, в деревне, ворковали голуби, я слышал, как жужжат пчелы в ульях. Я слышал, как растет трава, хотя, конечно, это было невозможно, я понимал. Это все были звуки единения и мягкости — звуки, так непохожие на звуки города.

Мне вспомнилась Александрия. Мысленно я снова оказался у огромного открытого храма в честь Августа Цезаря возле порта, где так много садов и библиотек. Я много раз видел этот храм, когда мы ходили в портовые склады за нужными нам материалами.

Я вспомнил и наши процессии, которыми мы, евреи Александрии, самая большая часть населения города, отмечали перевод Писания на греческий язык. Язычники, наверное, никогда ничего подобного и не видали! И мы пели об этом в наших псалмах.

И я вспомнил море.

Да, я часто вспоминал обо всем этом… но эту землю я любил. И я познал любовь этого места ко мне, любовь густых лесов, поднимающихся вверх по склонам холмов, где росли кипарисы, платаны и лавры. А ведь не так давно я даже не знал их названий. Меня научил им Иосиф.

Из глубины сердца полилась моя молитва:

— Отец Небесный, благодарю тебя за все это.

Разумеется, долго побыть в одиночестве мне не удалось. Меня нашел Клеопа.

— Не надо огорчаться, — сказал он мне.

— Я не огорчаюсь, — ответил я, поднимаясь с земли. — Я совсем не огорчаюсь. Наоборот, я очень счастлив.

— А-а, — протянул Клеопа. — Просто мне показалось, что все эти разговоры в синагоге расстроили тебя.

— Нет, — покачал я головой. — А вот это, — указал я на место, где только что лежал, — это мое счастливое место. Я прихожу сюда, чтобы подумать, и мои мысли обращаются в молитвы.

Ему понравилось то, что я сказал. Мы стали вместе спускаться с холма.

— Хорошо, — сказал Клеопа. — Тебя не должны огорчать эти битвы и поражения. Римляне доберутся до каждого мятежника в Иудее. Тот дурак, Симон, лишь один из них. Но они поймают и Афронга, царя-пастуха, и его братьев. Они разыщут и тех воров из Галилеи. Они сейчас попрятались в пещеры в верховьях Иордана. Но когда им что-нибудь понадобится, они выйдут оттуда, и ты услышишь, как они с воплями пронесутся по деревням. О, не бойся, ничего подобного в Назарете не случится, если только… Кого бы ни поставили царствовать в Иудее, Архелая или Антипа, Цезарь — тот судья, к кому мы пойдем. Скажу тебе одну вещь о Цезаре. Он не хочет, чтобы в Иудее были беспорядки. И эти Ироды будут править до тех пор, пока здесь нет беспорядков.

Я остановился и взглянул на него:

— Ты хочешь, чтобы все так и оставалось? Чтобы мы всегда имели над собой Цезаря?

— А что здесь плохого? — спросил он. — Кто еще будет поддерживать мир?

Острый нож страха вонзился мне в живот.

— Неужели на престол Давида не сядет наш царь? — проговорил я.

Дядя Клеопа долго смотрел на меня, прежде чем ответить.

— Я хочу мира, — произнес он наконец. — Я хочу строить, и штукатурить, и красить, и кормить своих детей, и быть со своей семьей. Вот что я хочу. И этого же хотят римляне. Знаешь, они вовсе не плохие люди, римляне. Они поклоняются своим богам. Их женщины скромны. У них свои традиции, у нас свои. Ну не думаешь же ты, что все язычники — это необузданные злодеи, которые сжигают своих детей, чтобы накормить Молоха, и каждый день совершают в своем доме кощунство?

Я засмеялся.

— Конечно, мы сейчас в Галилее, где у людей бытуют такие представления, — продолжал он. — Стоит же побывать в городе, подобном Александрии, стоит посетить Рим, как начинаешь понимать, что это иллюзии. Ты знаешь это слово?

— Знаю, — гордо кивнул я. — Выдумки. Сны.

— Ах, — вздохнул он. — Ты единственный, кто понимает меня.

Я снова засмеялся, довольный похвалой.

— Слушай меня, я твой пророк, — сказал дядя.

— Ты будешь моим пророком? — тут же спросил я.

— А что? Чего ты хочешь?

— Ответь на мои вопросы. Почему меня остановили у входа в синагогу? Почему Иосиф не хотел говорить, где…

— Нет, — оборвал меня Клеопа и покачал головой. Он сжал голову руками и нахмурился. — Я не могу. Иосиф не хочет, чтобы я говорил с тобой об этом.