Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 3

Елизавета озаботилась самыми первыми царскими хлопотами. Это, когда тебе все ново, непривычно, приятно. Хоть и знаком дворцовый обиход, и не раз к себе примерялся, а всё-таки можно было и мимо проскочить. И от этого сладко стонет под лопаткой.

Среди первоочередных забот числились:

Отправка брауншвейгских гостей восвояси — в немецкое их отечество — с честью и содержанием за наш счет.

Приглашение герцога Голштинского Петра — внука Петра Великого — в качестве наследника престола, хотя пока и не православного (Елизавета то ли отчаялась родить, то ли торопилась сблокировать претензии Брауншвейга и прочих).

Перестановки в правительстве. Лидером становился Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, срочно размораживаемый после ссылки.

Раздача пряников.

Следствие, суды, ссылки и прочее — по традиции.

Сразу и приступили. Брауншвейгскую команду решено было пока придержать в России, чтобы она в Европе не помешала возвращению Петра Голштинского. Эта задержка превратилась потом в жуткую, многолетнюю драму в стиле Дюма.

Бестужеву и всем хорошим людям, пострадавшим от немцев, вернули ордена, деревни, восстановили трудовой стаж с 1740 года.

Плохих людей, напротив, стали судить. Им шили русофобию, карьерную и наградную дискриминацию русских, излишнее усердие в прошлой службе. Такие ужасные преступления, сами понимаете, достойны примерного наказания. Новые заседатели очень дружно приговорили Остермана к колесованию, Миниха — к четвертованию, Головкина, Менгдена, Левенвольда и Тимирязева — как невольных исполнителей — к простому отсечению головы.

17 января 1742 года во всех питерских переулках ударили барабаны и было объявлено, что назавтра состоится величественное представление — казнь государственных преступников.

18-го утром на Васильевском острове перед зданием Коллегий на лужайке возвышался эшафот. Астраханский полк окружал его плотным квадратом, чтобы толпа разгоряченных болельщиков не прорвалась на арену. В 10-00 под бой курантов ходячих врагов народа вывели на всеобщее обозрение, больного Остермана везли на позорной, в одну лошадь упряжке. Остерману первому зачитали смерть, положили его на плаху. Один солдат оттягивал волосы, другой медленно, под дробь вытаскивал из мешка топор. Когда топор был готов, секретарь снова полез в свой портфель и объявил, что вот-де, Андрей Иваныч, тут еще какая-то бумажка завалялась, ну-ка посмотрим, посмотрим. Ух, ты! «Матушка императрица и Бог даруют тебе жизнь!».

Обомлевшего Остермана снесли в кресло, откуда он парализованно наблюдал дальнейшее действие. Всем прочим зачитали их жуткие вины, не выводя на эшафот. Враги, почуявшие закон жанра, уже как-то нагловато слушали обвинения, приговоры и помилования.

Но мы-то, мы! — народ православный, наивный, жаждущий зрелищ непосредственно после водки — в ущерб хлебу, как же мы? Хорош театр, в котором Отелло вдруг не душит Дездемону! Этого мы так оставить не могли. Кто-то закричал, что нас обманули, приглашали на казнь, а опять вывернули в пользу гадов! Толпа зашевелилась, стала толкаться, лезть к осужденным. Пришлось астраханцам взять ружья наперевес, а кое-кому и зубы высадить прикладами.

Елизавета вообще пренебрегла народными чаяниями. В ее царствование были почти прекращены пытки подследственных, введен мораторий на смертную казнь, то есть, к ней приговаривали, но исполнять приговор не дерзали. Прямо, как сейчас. Еще Елизавета притормозила высылку всех немцев, восстановила на службе заграничных инженеров, которых народ желал извести или изгнать вон.

Взамен кровавых зрелищ нужно было предложить что-нибудь доброе, и Елизавета поспешила в Москву на коронацию. 28 февраля 1742 года в пять часов утра московских обывателей разбудила пальба девяти орудий и благовест большого Ивановского колокола. Елизавета въезжала в Кремль по Тверской-Ямской — с колокольчиком.

— В порядке, мало изменившемся до наших времен, — объявил Историк.

— И до наших тоже, — заверил я.

Собственно коронация была назначена на 25 апреля. Опять потратили деньги на позолоту фанерных арок, раздали ордена, звания, чины. После коронации двор до конца года оставался в Москве. Здесь же 7 ноября было объявлено о назначении наследником престола племянника императрицы, Петра Федоровича.

В середине 1743 года русская армия захватила Финляндию у обманутых шведов, которые так надеялись на Елизавету, так хотели возвести ее на трон, так убивались, что она взошла на него без посторонней помощи.