Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 3

К концу царствования Анны из-за военных потерь, пожаров, бандитизма, побегов, голода и эпидемий великороссийское население остановилось в росте на 5.565.259 человеках «мужеского» и 5.327.929 женского пола.

Что тут добавить? Уместно только вздохнуть — кому с облегчением, кому с грустью: малозначительная на первый взгляд Анна Иоанновна с обретением вкуса к войне восстановила Империю Петра Великого, вдохнула новый воздух в ее опавшую грудь, восполнила ущерб, нанесенный делу Императора его женой и внуком. Был учрежден Кадетский корпус, начала работать Академия, Василий Татищев и Антиох Кантемир принялись писать историю России, а Тредиаковский — сочинять более-менее рифмованные произведения.

5 октября 1740 года императрице Анне сделалось очень дурно за обедом. Она слегла, и лечить ее было недосуг, — слишком сложная заворачивалась интрига с престолонаследием.

Анна Иоанновна скончалась 16 октября после тяжких мук, назначив регентом своего Бирона. Диагноз поставили сложный — соединение подагры с каменной болезнью.

Бирон стал регентом, а императором провозгласили новорожденного брауншвейгского принца Ивана Антоновича, которому предписывалось по мере взросления крепко держаться «регламентов, уставов и прочих определений» Петра Великого (так его называли, как мы видим, уже ближайшие наследники).

Иван Антонович был правнуком царя Ивана Алексеевича (сводного брата и соправителя Петра), внуком царевны Екатерины Ивановны, внучатым племянником покойной императрицы Анны, сыном Анны Леопольдовны и Антона Брауншвейгских. Не умея ходить и говорить, он на другой день после смерти двоюродной бабки уже прислал в Сенат и Синод указ, чтобы немцев не трогали, уважали, Бирона именовали «его высочеством, регентом Российской империи, герцогом курляндским, лифляндским и семигальским».

Сенаторы, архиереи, сановники, дворяне и прочие, прильнувшие к необъятной груди этой самой империи, теперь оцепенели в тоске смертной.

«Бывали для России позорные времена: обманщики стремились к верховной власти и овладевали ею, но они, по крайней мере, прикрывались священным именем законных наследников престола. Недавно противники преобразования называли преобразователя иноземцем, подкидышем в семью русских царей, но другие и лучшие люди смеялись над этими баснями. А теперь въявь, без прикрытия иноземец, иноверец самовластно управляет Россиею и будет управлять семнадцать лет. По какому праву? Потому только, что был фаворитом покойной императрицы! Какими глазами православный русский мог теперь смотреть на торжествующего раскольника? Россия была подарена безнравственному и бездарному иноземцу как цена позорной связи! Этого переносить было нельзя!»...

Эту длинную, сердечную, праведную тираду нашего Историка я привожу полностью, ввиду ее многозначительности. Она действительно много значит для понимания русской национальной этики. Написанная через 150 лет после Петра, эта замечательная жалоба вполне демонстрирует категорическую бессмысленность всех петровых усилий. Да, одёжку перекроили, бороды сбрили, языки изучили, прошпекты питерские распрямили, но мораль осталась кривой. Давайте прочтем запальчивую речь Историка еще раз, обобщенно, расширительно во времени и пространстве, с подстановкой конкретных фамилий и явлений. Итак, убираем кавычки.

Бывали для России позорные времена: она бездарно губила миллионы своих детей, унижала их, обманывала, оскрбляла; обманщики обещали народу заботу, любовь, защиту, самопожертвование, честность, правосудие, но на деле хотели только одного — стремились к верховной власти и овладевали ею; народ верил им, прикрывались они священным именем законных наследников престола или честно пользовались правом сильного. Недавно противники преобразования называли преобразователя иноземцем, подкидышем в семью русских царей, они наивно полагали, что носителем чуждой культуры и политики может быть только человек «немецкой» крови; но другие и лучшие люди смеялись над этими баснями. А теперь въявь, без прикрытия иноземец, иноверец самовластно управляет Россиею. Носитель «священного имени», воспитанный за рубежом или иностранными наставниками, сохранивший лишь несколько процентов славянской крови, теперь будет десятилетиями и столетиями навязывать нам свое «высочайшее усмотрение». По какому праву? Потому только, что отец его был фаворитом покойной императрицы, или мать — сожительницей императора — с записью в церковных книгах или без, какая нам разница?! Какими глазами православный русский мог смотреть на торжествующего раскольника? — ибо со времени Алексея Михайловича все цари наши, вся церковь, большая часть населения в очередной раз послушно откололись от верования отцов своих и дедов. Россия опять подарена безнравственному и бездарному иноземцу — будь он варяг, голштинец, любой другой немец, еврей, грузин — как цена позорной связи, дворцового переворота, отцеубийства, бандитского налета, бессовестного сговора! Этого переносить нельзя!»...