Сергей Кравченко - Книжное дело

На полдороги между Ростовом и Ярославлем навстречу путникам попался конный монах поджарой наружности. Он больше напоминал черного волка, чем благодушного богомольца. На вопрос, как добраться до Спасского монастыря, ответил вопросом, кто вы сами будете. Потом не очень охотно объяснил дорогу.

«Оборотень! — проворчал Глухов, — вот и тени не отбрасывает… Нет, тень, слава Богу, есть, только очень маленькая — под конем»…

Поехали дальше, и нашли монастырь в очень живописном месте.

Спасский монастырь, огороженный крепкой стеной, очень красиво смотрелся над гладью Волги. Но Глухову было не до красоты. Он не совсем понимал, с какого боку подобраться к выполнению задания. Ну, вот постучит он сейчас в ворота, войдет внутрь. Ребята с оружием останутся снаружи. Игумен выслушает его речь, примет послание от нового царского духовника — протоиерея Благовещенской церкви отца Андрея, благословит. А дальше что? От ворот поворот? Нет, пожалуй, ночевать-то пустят. Охота им узнать московские новости? Охота.

Иван почти жалел, что не взял указа самого царя. Так бы прямо и выписать: отдавайте Мстиславца и Хрена Вареного! Но нет. Заливной по праву старшего решил царя не беспокоить и смуты в монастыре не поднимать. Все казалось Прошке, что печатное дело обширно, имеет много концов, и дергать за один нельзя, можно остальные потерять. Глухову предлагалось продержаться в монастыре, сколько можно. Ничего не предпринимать. Вернуться и подробно описать всех обитателей. А потом решим.

Облегчение миссии произошло на подъезде к монастырским воротам. Никита подъехал первым, хотел лихо соскочить с коня, но почувствовал острое жжение на внутренних сторонах бедер. Вот досада! Опытный всадник, а что-то недосмотрел в собственном седле! Кожаный лоскут отвернулся от луки и лег на боковые крылья седла толстым рубцом. В суете двенадцатичасовой скачки Никита не заметил неудобства, растер ноги.

«Оно бы и ничего, дам тут нету, можно и враскорячку походить…», — но додумать это Никита не успел, поскольку обнаружил повреждение уже на подлете к земле, в завершающей стадии лихого соскока. Внимание молодца отвлеклось на досаду, левая нога попала каблуком на пенек, и резкая боль в щиколотке заглушила жжение интимной мозоли. Рыцарь рухнул, как сноп.

Взвыл Никита порядочно, так что стучать в ворота не пришлось — монахи вылезли на стену впятером. После короткого объяснения ворота распахнулись, всадники ввели лошадей в освященные стены, поверженного героя несли монахи. Носилки у них, оказывается, по обычаю были наготове.

Игумен отец Лавр встретил странников спокойно, принял письмо Андрея, бегло его просмотрел. Кивнул уважительно, хотя были в письме только обычные глупости — благословения, пожелания, цитаты из апостола Павла. Лавр понял послание правильно: новый царский духовник обозначает свое приближение к государю, помечает территорию.

Лавр заметно расслабился, пригласил путников к вечерней трапезе, спросил, долго ли пробудут в обители.

— Нам, святой отче и радостно, и горько, — отвечал Иван смиренно.

— Мы всем сердцем желали подольше пробыть в столь славном и чудотворном месте, но царская служба призывает в Москву для мирских дел. Однако, вот несчастье случилось с нашим товарищем — ногу повредил. Так что, может, и задержимся на день-другой, смотря по тяжести раны.

Глухов сдержался, чтобы вслух не связать свое желание монастырского отдыха с Божьей милостью — вывихом у Никиты.

Отец Лавр как-то остекленел лицом, быстро простился и ушел. А через несколько минут нашим друзьям уже помогала пятерка крепких монахов с мутноватыми глазами.

«Вот и охрана у нас личная, — пробормотал Глухов, — почетный караул».

Вывих у Никиты, слава Богу, оказался тяжелый. Ходить он не мог вовсе. Щиколотка распухла и не влезала в сапог. Ступня вообще торчала неправильно. Такого повреждения должно было хватить дней на семь-десять.

Никиту положили на солому в маленькой келье. Пришел старый чернец-лекарь. Вернее, его привели под микитки ребята из сторожевой пятерки.

Стал чернец бормотать молитвы, но охрана подтолкнула его в ребра очень бесцеремонно. Большой, крепкий монах — старший охранник — шепнул лекарю в ухо отрывистую команду, и началось настоящее лечение. Послали за холодной водой, притащили листья подорожника, еще несколько трав. Появились на свет Божий пыльные бутылки с бурыми настоями.