Татьяна Богатырева: Матильда

Как будто это был кто-то другой, иной, вселившийся в тело Матильды, тот, кто сильнее, опытнее и старше. Кто дремал, мерцая иногда болотными огоньками в глубине глаз, а теперь пробудившийся и вырвавшийся наружу. Тот, с кем не хочется спорить, а есть лишь одно желание – следовать за ним, и ему преклоняться. И даже само время обжигалось о кожу этого существа, текло стороной. Все замерло, как будто перед взрывом.

– А теперь послушайте меня вы. Послушайте, как все будет. Это вы никогда не сможете забыть меня. Это вы будете всюду искать со мною встречи, будете мучиться, сходить с ума и ревновать. Это вы – вы будете любить меня. Вы никогда не сможете любить никого так, как полюбите меня!

Она резко встала, сорвав с шеи украшение. Николай продолжал лежать на спине, глядя на нее с детской растерянностью.

– Вы не помните. Это ведь даже не первая наша с вами встреча, – произнесла она, быстро застегивая пуговицы на платье.

И прежде, чем Николай успел что-либо ей сказать, как маленькая юркая тень она выскользнула из палатки.

Спустя мгновение Матильда вбежала в палатку снова.

– Помогите! – крикнула она совершенно другим голосом. Сейчас она была более похожа на испуганную девочку, нежели на то языческое божество, что пророчило ему муки горькой любви мгновения назад.

Следом за ней в палатку ворвался всклокоченный Воронцов, с горящими щеками и совершенно безумным взглядом. И почему-то в обгоревшей одежде.

– А, вот как! – вскричал он, увидев Николая. Казалось бы, пока он не столкнулся с Наследником лицом к лицу, он даже не понимал, где именно он находится и чья вообще это палатка. Он кинулся на Николая, сжимая в руке свой приз – импровизированную корону – так, что она треснула.

– Я убью тебя! Ты украл мой поцелуй! Убью! – кричал он, пока его в три пары рук скручивали поспешившие сразу с нескольких сторон казаки.

Дальше было много шума, криков и возни. Николая тормошили, кто-то уже кричал о покушении, рядом оказались великие князья Андрей и Владимир, Матильда исчезла из его поля зрения. Он приложил немало усилий, чтобы снова найти ее глазами.

Матильда уже взяла себя в руки. Ее взгляд был серьезен и не читаем.

А Николай неустанно прокручивал в голове фразу, брошенную во влюбленном доверительном порыве совсем еще юным, ослепленным своею страстью великим князем Андреем Романовым: фразу-приговор, фразу-пророчество, а пророчеств – сбывшихся пророчеств, суждено будет услышать будущему Императору немало, но именно эту фразу запомнит он на всю свою оставшуюся жизнь.

«Если тебя полюбит такая женщина, ты станешь настоящим. Таким, каким тебя задумал Бог».

– Ты очень волнуешься? – спросила Юля, глядя на то, как сестра выполняет утренний туалет.

Матильда обернулась.

– Была одна Кшесинская, станут две: Кшесинская-первая и Кшесинская-вторая. И обе балерины, представляешь?

И засмеялась.

Густые и жесткие темные волосы, бледное серьезное лицо, тонкие решительные губы – все это отходило при вгзляде на Матильду на второй план. И первое, что замечали в ней люди – совершенно невозможные глаза. Такие глаза казалось бы не шли ни ее лицу, ни ее юному возрасту. Они были тяжелыми, темными – как будто зрачок сливается с радужной оболочкой – и такими серьезными, какие бывают у людей, повидавших больше, чем могло уместиться в одну человеческую жизнь. В них не было милосердия, не было ни намека на способность такого человека к покорности и служению, но неутолимая жажда жизни, потребности быть живым и двигаться вперед, читалась в этих глазах с первого взгляда. Эти глаза смотрели на мир, не мигая, оставаясь широко распахнутыми в любой ситуации. А взгляд, который казался оценивающим и цепким, был, на самом деле, скорее внимательным и пытливым, будто обладательнице этих глаз жизненно необходимо было проникнуть в самую суть каждого предмета, попадающего в поле ее зрения.

Юля была выше Матильды, статная и грациозная, она выгодно выделялась на фоне младшей сестры. Но та любовь, которую она испытывала к Матильде, сполна украшала обеих – они были не просто сестрами, но близкими, лучшими подругами, и это сразу бросалось в глаза.

Матильда была очень миниатюрной – из-за ее роста даже не самый высокий и статный мужчина рядом с нею чувствовал себя греческим воином. Мужчинам льстили и ее рост, и ее взгляд – живой интерес ее глаз зачастую наиболее недальновидные мужчины принимали сугубо на свой счет.