Владимир Ситников - Горячее сердце. Повести

— Теперь я тебе могу назвать его. Это Николай Толмачев.

Видимо, его очень уважали, этого Толмачева.

В комнате было дымно и шумно. Около стола, на котором желтел плечистый самовар, запальчиво кричал «француз»:

— Я не признаю слюнявых настроений!

Он размахивал рукой после каждого слова.

Все смотрели на этюдик без рамы, который держал в желтой руке вислоносый студент. Рука у него прыгала. Видно было, что он волновался. На холсте была нарисована деревенька с провалившимися соломенными крышами.

— Настроение есть. Это неплохо. А еще? — сказал Толмачев. Теперь он показался Вере совсем понятным. Даже по возрасту он был почти таким же, как она. На год — на два постарше.

Художник показал альбом с набросками. На последнем листе улыбающиеся солдаты слушали граммофон.

— Вот это уже не то! — нахмурившись, сказал Толмачев. — Походная жизнь, война у тебя очень приятны. А так ли?

Художник положил альбом на этажерку, скрестил руки на груди.

— Это же с натуры.

Бородин, заслонив его ото всех своей широкой спиной, крикнул:

— С натуры! Так ведь ты мог с натуры изобразить верноподданническую манифестацию, да так, что все бы умилялись.

Вера слушала, вбирая в себя эти слова. Ей хотелось, чтобы больше говорил Сергей Бородин, чтобы еще сказал что-нибудь Николай Толмачев, но кто-то запел густым сильным голосом, явно подражая Шаляпину, «Дубинушку». Веру схватила за руку черноволосая второкурсница из их института — Зара Кунадзе.

— Садись! Споем.

Порывистая, угловатая, то и дело взмахивая накинутой на плечи клетчатой шалью, она говорила громко, почти кричала, видимо, не замечая этого.

Вере хотелось еще послушать, о чем говорит Бородин художнику, но песня погасила спор. Пели дружно, вдохновенно «Дубинушку», задумчиво — «Вечерний звон», «Слушай!».

Вдруг Зара вышла на середину комнаты. Перекинув толстую смоляную косу на грудь, взмахнула шалью и произнесла, обращаясь к вислоносому студенту:

— Долой Надсона! — крикнул «француз».

Зара не обиделась, не смутилась. Сверкнув черными лукавыми глазами, с акцентом сказала:

— Придется специально для Бородина читать, — и вдруг звонко, порывисто воскликнула:

Декламировала она самозабвенно. Вере показалось, что Зара сама похожа на звонкоголосую, рвущуюся ввысь птицу.

Вера не думала, что ей тоже придется читать стихотворение. Но Ариадна, обняв ее за плечи, попросила:

— Я очень хочу, чтобы ты прочла нам «Каменщика». Расскажи!

Вера любила читать стихи, знала, что умеет читать, но здесь вдруг появилась непонятная робость и скованность. То ли потому, что большинство людей было незнакомо ей, то ли из-за того, что от дверей на нее пристально смотрел «француз» в накинутой на плечи тужурке.

Когда она кончила читать, Бородин стоял, так же пристально рассматривая ее, и резко, словно доской о доску, бил в ладоши.

— Еще раз прошу «Каменщика»! Еще! — крикнул он.

Но в это время в коридоре что-то со звоном упало, послышался стук в дверь. Мелькнуло бледное лицо художника, раздался крик:

— Белоподкладочники! — и «француз» бросился к выходу.

Послышались крики, треск дерева. Кто-то погасил свет. Приникнув к окну, Вера видела, как на снег выскочил человек, за ним, спотыкаясь, влетел в сугроб второй, третий. Отряхивая от снега шапки, подбирая галоши, они побежали прочь. На середину улицы, разгоряченный, с развевающимися на ветру волосами, вышел «француз». Он смеялся и грозил кулаком убегавшим, хохотал, держась за бока, и снова грозил кулаком.

— Знай наших! Ну и Бородин, — с неодобрением сказала Зара. — Ему весь рукав оторвали; не смех ли, белоподкладочники из медицинской академии «повеселиться» с нами захотели...

Вера вдруг почувствовала тревогу за «француза».

— Может быть, надо помочь? — спросила она.

Кунадзе махнула рукой.

— Там уже ему зашивают.

Но Вера не могла успокоиться, вышла в коридор. Николай Толмачев держал Бородина за пуговицу синей косоворотки и с упреком смотрел на него.

— Ведь за тобой «хвост», зачем ты ввязываешься в потасовки? Выскочил на улицу. Кулаком потрясаешь. Почище Кузьмы Крючкова. Герой!

— Ну, а как иначе? — закинув движением головы волосы, виновато спросил Бородин.

«Все равно бы он не смог спокойно смотреть, когда дерутся другие», — подумала Вера, глядя на его решительный профиль. Заметив ее, они замолчали.