Владимир Ситников - Горячее сердце. Повести

Бородин почему-то забыл, что ее надо называть Катенькой. Остановился и, заглядывая в глаза, взял ее за плечо:

— Вам не холодно, Вера?

— Нет, что вы.

— А ноги не промокли?

— Ну, что вы, нет, — сказала она и покраснела. Из прохудившегося ботинка при каждом ее шаге вытекала пузыристая грязь. «Хорошо, что он не заметил. А вдруг заметил?»

— Тогда на вечеринке я очень хотел поговорить с вами. Вы так вдохновенно читали «Каменщика»...

Вера вспомнила мимолетную встречу в трамвае. Тогда он, конечно, не заметил ее. Усмехнулась:

— А я вас знаю уже целый год.

Неожиданно он зло прищурил глаза, крепко стиснул ее руку. В придушенном шепоте — тревога:

— Ты не заметила? Нет? Вон та пролетка. Она битый час стоит уже здесь.

Нет, Вера не заметила. Горбился на козлах унылый извозчик. Это так обычно. А Сергей заметил.

Они прошли дальше. За углом, в тупичке, сидел подгулявший студент. Проходя мимо, Сергей споткнулся о его длинную ногу, громко извинился и прошептал:

— Сними пролетку.

Студент встал. Покачиваясь, побрел к пролетке.

— Эй, ты, в «Квисисану»!

Извозчик из-под надвинутого на глаза козырька буравнул взглядом.

— Нельзя-с. Занято-с.

Вера почувствовала беспокойство. «Неужели узнали? Неужели! Прокараулила... Эх!»

Сергей, подведя ее к крыльцу, пожал руку.

— Идите, Катенька.

«Да, Сергей прав. Надо предупредить». Она поднялась на третий этаж, предупредила Зару Кунадзе; возвратилась в сад, где ее ждал Бородин.

— Я все сделала, Степан.

— Хорошо. Только мы зря предупреждали: извозчик действительно ждал седока... Да, простите, Верочка, я не дослушал вас. Как же вы меня знаете целый год?.. Ах, в трамвае? — он заразительно засмеялся. — Эта фраза у меня одна-единственная осталась в памяти с гимназических лет... Значит, требовала трамвай остановить?

У Веры в неудержимой улыбке расползлись губы.

— Требовала. Шпион, говорит, это.

Он засмеялся еще веселее.

— Тш-ш, — прошептала она. — Нельзя так громко смеяться. На нас обратят внимание.

— Ничего. Можно, — успокоил он. — Даже нужно веселее смеяться. Это во всех отношениях полезно, — и опять засмеялся.

Из подъезда дома по одному выходили люди и скрывались в серых сумерках. Так же быстро прошел Николай Толмачев. На этот раз он был без повязки, в новой фуражке.

Теперь можно уходить им, но Вера медлила. Сергей тоже не опешил.

— Давайте пройдемся по набережной, — сказал он и еще крепче сжал ее руку.

— Нет, что вы. Опасно, — ответила она, но пошла: ведь попросил он, «француз».

На набережной было светло от огней и пустынно. Бородина может легко зацепить филер.

— До свиданья, Сергей, — решительно произнесла Вера и протянула ему руку.

Он взял ее за руку.

— Подожди... Я тебе хотел сказать... Вернее, вам. Вы можете меня звать на ты...

Вера посмотрела на носки своих ботинок, потеребила зажатые в руке перчатки.

— Хорошо. Вы тоже можете звать меня на ты.

Сергей не отпускал ее руку и молчал.

Она подняла глаза и замерла. По спине прошла морозная дрожь. Шагах в десяти стоял и смотрел на них какой-то господин в сером пальто. Это же шпик, несомненно пшик. «Как же так? — рассердилась она и на себя, и на Сергея. — Как же так глупо «зацепили» нас?»

Ей не опасно. За ней не следят. А Сергей всю прошлую неделю водил за собой «хвост». «Этот тип не должен видеть его лица!» — мелькнула мысль, и Вера, обхватив Бородина за шею, одними губами прошептала в самое ухо;

— Филер, сзади филер.

Сергей покосился на человека и вдруг крепко обнял и поцеловал ее. Вера возмущенно рванулась из рук Бородина, но он крепко держал ее и что-то шептал. Около своих глаз она видела глаза Сергея с большими, как у ребенка, ресницами. Нет, вырываться нельзя. Ведь он разыгрывает влюбленного...

И все-таки ей хотелось вырваться, крикнуть Бородину что-то обидное.

Она не слышала, как шпик, многозначительно крякнув, прошел дальше.

Наконец Сергей отпустил ее. Вера дрогнувшим голосом прошептала:

— Какой ты, оказывается... Кто тебе позволил?!

Она боялась, что вот-вот заплачет.

Сергей растерянно топтался, виновато прятал взгляд.

— Ты понимаешь... Прости... Я...

Вера повернулась и ушла, не попрощавшись.

«Какой он! Разве можно так?.. Но ведь иначе ему было нельзя! — путались в голове мысли. — Надо забыть это. Это просто так, чтобы спутать шпика». Но ей казалось, что Бородин это сделал не только для того, чтобы обмануть филера. Он говорил что-то ласковое. Да и взгляд у него был долгий, значительный.