Сергей Кравченко - ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК

Пугали не сами эти чудеса, — к чуду нас приучали с детства. Но церковные чудеса сопровождались четкой моралью, значением, тут же значение было неясным, жутким. Иногда вдруг проявлялась какая-нибудь знакомая фигура, делала естественные движения, говорила понятные слова, но потом сбивалась на невнятную скороговорку, теряла форму, двигалась вопреки земному притяжению.

В мире здоровых людей самым необычным времяпрепровождением мозга считается сон. Он дарит свежие ощущения, наделяет спящего силой, новыми способностями. Ты вдруг начинаешь уверенно говорить по-немецки или залихватски барабанишь по клавишам. Некоторые даже стимулируют сновидения предосудительными средствами. У царя Ивана все было наоборот. Он отдыхал во сне от неожиданностей бессонной жизни.

Тут нужно было тонко уловить момент перехода. Иногда выходило удачно: среди болезненных видений выделялось хорошее, доброе, и с ним Иван погружался в сон. Тогда всю ночь он отдыхал в окружении добра. Но стоило задремать на какой-нибудь гадости, и она тоже фиксировалась на ночь, вертелась безостановочным волчком, выла на одной ноте. Если Ивану удавалось порвать такой сон, проснуться заполночь, он спускался к благовещенскому алтарю и тихо молился. Если наваждение не отступало, царь вставал только с солнцем, чувствовал ломоту во всем теле, раздражался по мелочам.

Недавно он заметил еще более ужасную вещь.

В прошлую осень, еще до освящения храма Покрова, до похода по монастырям он сидел вот так же и боролся с мороком. Шло заседание думы, бояре говорили в свой черед, но Иван не мог отвечать им. Вокруг кружились посторонние лица, менялись среднерусские пейзажи, монахи проходили на богомолье, войска спешили по своим делам. Вдруг какой-то оборванный, грязный, худой калека выкатился из толпы паломников и бросился под копыта конницы. Лошади погружали в его тело острые копыта, брезгливо ржали, всадники норовили огреть урода плетью. Но он не замечал страданий тела и кричал: «Вернитесь, вернитесь, вы все умрете!». Когда пророчество прозвучало раз десять, князь Борятинский — молодой начальник передового отряда — осадил коня и спокойно спросил калеку:

— Ну, что ты каркаешь, земляк? Как же мы умрем, когда идем только до Оки и обратно?

— А там и умрете, сынок! Кто от татарской стрелы, кто от студеной воды, а тебя волки загрызут...

Ударил колокол, — это наяву звонили к вечерне, и видения исчезли. Иван задумался, не от нечистого ли его болезнь, раз благовестом прерывается? Он забыл о картинке с юродивым, поехал по монастырям. Потом заболела Настя.

В марте, когда войсковое пополнение уходило на Ливонию, из Коломны прискакал гонец с вестью о татарах. Отряд в две сотни крымских всадников был замечен за Окой, и местный воевода беспокоился: не идет ли следом большое войско?

— Это он у меня спрашивает?! — Иван гневно затопал на гонца, — пусть разведает и доложит!

Ливонское пополнение пришлось придержать на две недели. В середине марта снова прискакали из Коломны. Коломенский воевода докладывал — на этот раз письменно, — что разведка состоялась в два приема. Сначала сотня княжича Дмитрия Борятинского перешла Оку по льду, обнаружила следы кострищ, увидела дым на горизонте и настигла татар. Татарский полк — до тысячи сабель, почти без обоза, без пехоты — уходил на юго-запад. Наши неожиданно выскочили ему в хвост и порубили «несметное» число нехристей, но были отбиты, опрокинуты вспять. Татарская конница преследовала разведчиков до Оки, выгнала на подтаявший лед и частично утонула вместе с русскими, частично — растаяла в южной дымке. Второй коломенский отряд за Окой татар не нашел, подобрал нескольких раненых и привез в Коломну тело князя Дмитрия. Борятинского похоронили в закрытом гробу, — его лицо, руки и грудь были объедены голодными волками...

Иван выслушал доклад, отдал приказ отправлять ливонское пополнение и задумался: где-то он уже слышал о гибели молодого князя!

Догадка пришла ночью: «Юродивый! Он еще полгода назад предрекал волчью смерть! Но ведь нет никакого юродивого! Это же мой сон!», — Иван покрылся холодным потом.

Болезнь предвиденья случилась еще раз: он видел Настасью в белокаменном гробу. Но это не считалось, конец Настасьи был предсказуем.

И вот теперь Иван жестоко страдал: видения навалились с новой силой, и он не знал, каким верить, каким нет.

Сегодня за обедом Иван увидел, что встает на него вся русская земля.

Вот молодые белокурые всадники мчатся по городам на красных конях, трубят в трубы, скликают народ на царя. И народ соглашается: царь ему не нужен, может он и без царя вспахать и посеять, тем более — собрать урожай. И берет народ колья, цепи, косы, серпы и вилы, идет на Москву вязать и казнить Ивана.