Александр Марков - Троица

И ко всем этим мукам прибавилось еще худшее горе: шатость и измены и междуусобные раздоры. Вчера во время вылазки двое детей боярских сбежали во вражеские станы. А третий изменник ночью со стены по веревке слезал, да сорвался и переломал себе ноги. Этого поймали, в сыскной приказ отволокли.

Сегодня же видел я воевод Григория и Алексея меж собой бранящихся; чуть друг друга за бороды не таскали, а из-за чего ругались — того не разобрал.

Был у старца Гурия в келье по надобности, а отец Гурий некую грамоту писал. Завидев же меня вошедшего, поспешно лист рукою загородил. Поэтому я успел лишь одно слово там прочитать: «измена». Иногда и одно слово больше целой книги скажет.

Литва опять что-то копала ночью у Верхнего нагорного пруда. Воеводы вылазкой двух языков добыли, и вот что от них узнали.

Те изменники, перебежавшие к лютеранам дети боярские, сказали Лисовскому и Сапеге:

— Что нам будет, если если научим вас, как взять город Троицкий монастырь без крови?

Те же обещали их великим имением одарить и в число первейших по славе вознести.

— Раскопайте, — говорят изменники. — Плотину у Верхнего пруда и пустите воду в Служень овраг. Тогда останутся троицкие люди без воды, ведь из Верхнего пруда по трубам они воду получают.

И тотчас же латиняне стали этот злой замысел осуществлять.

Все мы, троицкие сидельцы, узнав об этой новой беде, очень встревожились, а иные хотели идти на вылазку и врагов от пруда прогнать. Но начальники иначе распорядились.

Позвали мастера Власа Корсакова; нам же велели не расходиться, только лопаты взять. Этот Влас стал по двору похаживать с некой книгой в руках, а мы ждали. Немного времени прошло, очертил Влас на земле место, где копать. Слава Богу, земля еще не замерзла: морозов сильных не было. И мы, всем народом взявшись, быстро вырыли большущую ямину. На дне же ее старые трубы показались. Мы эти трубы провертели во многих местах, и пошла оттуда вода: вся наша яма наполнилась, да еще вытекло, и на другую сторону монастыря протекло.

Так мы всю воду из Верхнего пруда в обитель впустили и безбожных перехитрили. Те же, наверное, очень удивлялись, глядя, как вода в пруде убывает, и не ведали, что это за чудо такое. А ночью была на них вылазка, но я ее проспал, никто же меня не предупредил и не разбудил.

Насилу изыскал минутку для книги. От начальных дней осады монастырь уж вполовину обезлюдел. Мору нет конца. Но нам того мало, нашли себе еще потеху: одни доносы пишут, другие измену повсюду ищут, третьи крамолу огнем выжигают.

Озлобились все.

Старец Гурий донес на казначея Иосифа, будто бы тот хочет полякам город сдать. Архимандрит же и воевода князь Григорий этому доносу с охотой поверили и хотели Иосифа в пытку отдать. Тогда заступились за него два других сильных человека: второй воевода Алексей Голохвастов и королева ливонская Марья Владимировна, инокиней Александрой ныне называемая, племянница грозного царя Ивана Васильевича, настоящего же царевича Дмитрия сестра двоюродная.

Воевода Алексей монастырских слуг уговорил, чтобы в пытку Иосифа не давали; королева же Марья Иосифу из своей поварни мед посылыла, а по ночам ее люди тайно Иосифу баню топили.

Стали тогда против этих Иосифовых заступников улики искать, чтобы и их в измене обвинить, но кроме пустых и лживых доносов ничего не собрали. Я же своими ушами слышал, как воевода Григорий Алексею говорил:

— Ты и сам, брат, изменник, помяни мое слово, быть тебе на дыбе.

А Алексей ему отвечает:

— Это я-то изменник? Да не ты ли, князь, первому самозванцу Гришке Отрепьеву верой и правдой служил и был у него в Путивле воеводой? А теперь и этого вора тушинского признать готов!

Григорий же в ответ:

— Гришке Отрепьеву я служил того ради, что по простоте своей мнил его настоящим царевичем. А этому новому я не верю, и законному государю царю Василию изменять не помышляю!

Слышал же я эти речи в сыскном приказе: многих людей туда водили допрашивать, и обо мне не забыли, зная пронырство мое и любознательность.

Вместе со мной была там царевна Ксения, а спрашивали нас о Марье Владимировне, бывшей королеве ливонской. Эта Марья тоже там была; против нее искали улик.

Дьяк Афанасий бумажным листом размахивал и Марью спрашивал:

— Признавайся, писала ли ты богоборцу и еретику Петру Сапеге грамоту с таковыми словами: «Благодарю-де вас, великий гетман, что помогаете брату моему Димитрию, законному московскому государю, против вора Васьки Шуйского?»