Уилдер Пенфилд - Факел

Он умолк, силясь справиться с охватившим его волнением.

— И наконец, в час моего горя я благодарю тебя, прославленного врача, за доброту и дружбу, которые ты выказал моему сыну и моей жене, ныне покойным. Благодарю тебя и за доброту ко мне и к моей дочери, за доброту, которую нельзя оплатить никакими деньгами. А теперь, — добавил он, отходя, — будет говорить Тимофей от имени архонтов Книда.

Толпа расступилась в почтительном молчании. Тимон направился к воротам, где его уже ждала Пенелопа, и они ушли.

— Архонты Книда, — говорил Тимофей, — также убедились, что это преступление совершил Буто. Я хорошо знаю, что не так-то просто бывает стереть с доброго имени человека пятно лживых обвинений, но я отвезу в Книд это известие, этот целительный бальзам против клеветы. Дорийцы великого пятиградия гордятся своими асклепиадами. Сегодня древняя медицинская школа Книда объединяется с более молодой косской школой в новом взаимопонимании и через счастливый брак. Эврифон и Гиппократ встретили испытание горьких потерь и тяжкой несправедливости мужественно и благородно, как подобает истинным грекам. Да славятся асклепиады!

Толпа дружно подхватила этот крик, и Гиппократ, повернувшись к брату, заметил в его глазах слезы. А Пиндар сказал:

— Твои ученики радуются вместе с тобой. Мы никогда не забудем пример, который ты нам показал, как не забудем твоей мечты о превращении медицины в науку, как не забудем клятвы.

Позже Дафна отыскала Гиппократа, который одиноко сидел в своей приемной.

— О чем ты тут думаешь наедине с самим собой? — спросила она.

— Жениху в день свадьбы, очевидно, совершенно нечего делать; вот я и старался понять, что такое настоящее счастье.

— А разве ты сейчас не счастлив, Гиппократ?

— Бесконечно счастлив. Поэтому-то я и стараюсь разобраться в этом чувстве. Вчера самая милая девушка Греции обещала стать моей женой, а сегодня мне вернули мое доброе имя, так что я снова могу заниматься медициной. Лживые слухи, которые распустила Олимпия, мертвы. Сегодня их торжественно похоронили, хотя, я полагаю, их отголоски еще долго будут бродить по земле, как призраки умерших.

— Я тоже о многом думала, — сказала Дафна. — Многое вспоминала… и все яснее понимала, как чудесна жизнь. Я думала о том, как нам следует делиться друг с другом всеми нашими мыслями, насколько это вообще возможно. Я боялась выйти замуж за человека, у которого было мало мыслей. Но раз уж я выхожу за такого, у которого их слишком много, я лучше прямо пойду навстречу моей судьбе. Так скажи мне, что такое счастье?

Улыбнувшись, он покачал головой.

— Я могу только сказать, чем оно не является. Это не совокупность многих удовольствий. Это не телесная радость, которую я испытываю, когда прикасаюсь к тебе или просто гляжу в твои глаза, когда ем хорошо пропеченную рыбу или пью свое любимое вино.

— Гиппократ! — негодующе воскликнула Дафна. — Как ты смеешь сравнивать меня с печеной рыбой или со своим любимым вином? Но, впрочем, продолжай.

— Все, о чем я говорил, — удовольствия, которых мне не хотелось бы лишиться. Они могут способствовать счастью, и все же они совсем на него не похожи. Я не был бы счастлив даже с тобой, как ты ни прекрасна, если бы не испытывал одновременно удовлетворения — удовлетворения от того, что могу заботиться о тебе, могу заниматься искусством медицины, могу искать скрытые истины. Удовлетворение — вот непременное условие счастья, а само оно — это постоянно возвращающееся упоение, украшающее обычную жизнь. Это сознание цели, а может быть, награда, которая достается человеку, стремящемуся осуществить то, к чему он предназначен.

Гиппократ покачал головой, недовольный своим объяснением.

— Наверное, — сказала Дафна, — ты не был бы Гиппократом, если бы не пытался разобраться даже в этом. Но ведь сейчас мы счастливы. Так будем просто радоваться этому счастью, не стараясь установить его вес, не пробуя измерить его длину и ширину, не подыскивая для него другого названия. А теперь пойдем. Нас давно ждут.

Когда они вошли в дом, солнце уже клонилось к западу, но его косые лучи, пробиваясь сквозь листья пальмы, еще озаряли дворик. Свадебные гости в праздничной одежде радостно приветствовали Гиппократа и Дафну. Подалирий побежал искать Ктесия. Затем Сосандр хлопнул в ладоши, подзывая всех к себе.

— Пиндар, — объявил он, — написал стихи для эпиталамы. Мы споем ее в честь невесты и жениха позже вечером, как полагается по обычаю, но Эврифон тогда уже будет плыть по морю, и поэтому я уговорил Пиндара прочесть ее вам сейчас.