Эдвард Хаттон - Аттила. Предводитель гуннов

Но Аэций не удивился ни их уходу, ни поведению Торизмунда. Рим привык к ненадежности своих союзников из числа варваров, хотя они уже обрели способность принимать решения, да и по складу мышления уже перестали быть варварами. Изумился Аттила. Он уже смирился с поражением, как вдруг, поднявшись на рассвете на темные земляные валы укреплений, он увидел, что лагерь вестготов пуст и безлюден. Этот вид заставил его «душу снова вернуться в тело». Пусть и разбитый, но он без малейшего промедления начал отступление. Аэций не мог ни пресечь его, ни превратить в окончательный разгром Аттилы. Во время этого длинного марша к Рейну все дороги были запружены больными, ранеными и погибшими гуннами, но главные силы полумиллионной армии вторжения вернулись в германские леса. Галлия была спасена, и вместе с ней — будущее Запада и цивилизации. Но Аттила не потерпел окончательного поражения.

Несмотря на все вышесказанное, довольно трудно ответить на вопрос, был ли Аттила окончательно разгромлен в Галлии или нет. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что отступление от Орлеана до лагеря в Шалоне было для него катастрофой, и в великой битве, последовавшей за ним, он спасся от полного уничтожения лишь из-за ухода вестготов. Аттила спас то, что осталось от его армии после отступления и битвы, и без промедления решил вторгнуться в Италию. Его подгоняла необходимость доказать, что он остается «всеобщим тираном» и «бичом Божьим».

Историки падения и краха империи, хроникеры вторжений варваров дружно выражают удивление, часто смешанное с презрением и насмешкой, что Аттиле вообще позволили уйти. Но необходимо помнить, что такова была практически неизменная характеристика войн с варварами — захватчики отступали. Так Аларих постоянно избегал уничтожения от меча Стилихона; и, если уж у вестготов была возможность уйти, насколько больше она была у Аттилы, армии которого состояли большей частью из всадников. Можно сказать, что превосходство варваров крылось именно в их мобильности. Кроме того, грубые и жестокие люди, которые и составляли его воинство, жили за счет страны, в которую они вторгались. Они не зависели, как имперские армии, от своих баз и линий снабжения и всегда были в полной готовности пуститься в очередную авантюру. В правительстве империи, раздираемом интригами и постоянными ссорами и развращенном коррупцией, было много тех, кто из личной ненависти и амбиций, а то и из-за измены осуждал и поносил Аэция за бегство Аттилы, хотя в глубине души сам рассчитывал на него. Годится любое оружие, чтобы пустить его в ход против выдающегося военачальника, который не был ни дураком, ни предателем и, кроме того, обладал такими же способностями и амбициями, как и Стилихон. Как только на него не клеветали! Вспомнили, что он был в близких отношениях с Роасом, дядей Аттилы, было высказано предположение, что он сознательно спас гуннов от разгрома.

Вся эта грязь усугублялась и действиями самого Аэция. Безмерно гордый, как и Стилихон, он намеревался просить руки принцессы Евдоксии, дочери императора Валентиниана, для своего сына; более того, среди мер, принимаемых им против нового нападения Аттилы, был и замысел перемещения императора в Галлию, — чтобы самому занять его место, как заявляли враги Аэция. Оппозиция так яростно протестовала против этого замысла, что от него пришлось отказаться. Аэций согласился, чтобы император перебрался в Рим, пока он со своей армией будет оборонять Равенну и границу по реке По.

В первой главе этой книги я кратко объяснил имперскую теорию обороны Италии. И здесь я должен очень бегло напомнить, что по этой теории русло По, вся Цизальпинская долина, лежащая между Альпами и Апеннинами, совершенно правильно считалась защитой Италии. Голые и в то время непроходимые хребты Апеннин противостояли вторжению, их неприступность защищала от прорывов с востока, где дорога Виа Эмилия шла между горами и морем в Римини. Этот узкий проход удерживался не городом Римини, оборонять который было невозможно, а Равенной. Учитывая ее положение среди болот, Равенну невозможно было ни захватить, ни даже подступиться к ней. Именно своевременная и мудрая оценка всех этих факторов и заставила императора Гонория перенести свою резиденцию в Равенну, когда Аларих перешел через Альпы. И с тех пор этот город считался ключом ко всей системе обороны Италии; оставался он таковым и сейчас, хотя Аэций отошел от него, собрав свою армию вдоль Виа Эмилия за По, где и остался ждать последней авантюры Аттилы.