Эдвард Хаттон - Аттила. Предводитель гуннов

Его миссия увенчалась полным успехом; но по прошествии времени стало ясно, что Орлеану придется дорого заплатить за интересы вестготов. Город находился в плотном кольце окружения, он каждый день подвергался нападениям, и на него летели тучи гуннских стрел, — но не приходило никаких известий о снятии осады, и город был в отчаянии. Тщетно епископ Аниан во главе процессий носил церковные реликвии по улицам города и даже к войскам, стоявшим на укреплениях; они считали его предателем. Не теряя веры в Бога и в обещания Аэция, он ежедневно заставлял людей подниматься на последнюю высокую башню и смотреть, не идет ли помощь. Никто не подходил, не было ни следа армий Аэция. День ото дня широкие дороги, уходящие к югу, оставались пустынными и безжизненными. Наконец он тайком отправил посланника к Аэцию со следующими словами: «Сын мой, если ты не придешь сегодня, то будет поздно». Посланец так и не вернулся. Аниан и сам начал сомневаться и безропотно выслушивал увещевания советников сдаться, доверившись милости гунна. Но Аттила был вне себя из-за столь длительного сопротивления города и не пошел бы ни на какие условия. Не оставалось ничего иного, как погибнуть или обречь себя на муки, худшие, чем смерть.

На следующее утро первые отряды кавалерии гуннов ворвались в город сквозь выломанные ворота. Начались убийства, насилия и разрушение города, но они подчинялись определенному порядку и носили систематический характер. Ничто не ускользало от внимания гуннов — ни дома граждан, ни их святые места, захватчиков не останавливали ни возраст, ни пол жертв. Казалось, что все обречено на гибель в волне вандализма и убийств.

Внезапно над хаосом кровопролития вознесся крик: «Орлы! Орлы!» И по мосту, который соединял берега Луары, с грохотом пронеслась римская кавалерия, в рядах которой развевались и готские знамена. Они явились, и ничто не могло остановить их натиск. Шаг за шагом они отвоевывали предмостье, дрались на берегу, в воде, прорывались в проем ворот. Имперские войска захватывали улицу за улицей, дрались за каждый двор, все усиливая давление; над их головами блестели орлы. К ним в руки переходили дом за домом, улица за улицей, заваленные трупами; гунны дрогнули и пустились в бегство, давя конскими копытами упавших, но им не удавалось пробиться, и горы трупов продолжали расти. Испугался даже сам Аттила и скомандовал дать сигнал к отступлению.

Этот бесконечный день, вошедший в историю, пришелся на 14 июня. Аэций сдержал слово. С Орлеана началось освобождение Галлии и Запада.

Похоже, отступление Аттилы от Орлеана стало одним из самых ужасных, о которых до нас дошли сведения. Готский хроникер Иордан, писавший через сто лет после излагаемых событий, полностью или почти полностью полагался на готские легенды, хотя был довольно плохо информирован о фактах и подробностях, которые могли бы подкрепить его рассказ об ужасах и бедствиях хозяйничанья гуннов. Ясно, что отступление войск Аттилы должно было быть не только трудным, но и невозможным без бедствий, которые им пришлось перенести: слишком много жестоких преступлений было совершено по отношению к измученному населению Северной Галлии, чтобы гуннам позволили так легко уйти из нее. Опустошенная страна не могла удовлетворять свои потребности; обездоленные люди повсюду жаждали мести; так что Аттиле со своими отрядами приходилось в беспорядке пробиваться к Рейну, а Аэций и Теодорих наседали на него с флангов.

Нельзя сказать, что он уходил, избегая сражений. Легионы империи, следовавшие за ним по пятам, не давали ему передышки ни на один день, и, учитывая состояние, в котором находились его войска, он был в полном отчаянии, когда наконец добрался до города Труа, лежавшего более чем в ста милях от Орлеана. Город открыл ворота, и Аттила надеялся, что у него будет время на грабеж, и он сможет в какой-то мере вернуть уверенность своим войскам и привести их в порядок. То, что он оставил Труа в покое, является лучшим подтверждением той энергии, с которой силы империи преследовали его. Но тут мы снова встречаемся с прочти невероятным вмешательством той высшей силы, которая дала о себе знать в Реймсе, в Париже и не в последнюю очередь в Орлеане. Должно быть, именно она и сыграла главную роль в торопливом отступлении Аттилы, когда он уходил из Галлии к северо-востоку, чтобы успеть дать отдых своей армии в Труа, а оттуда идти по большой дороге к Сене и переправляться через нее. То, что он был не в состоянии этого сделать, без сомнения, объясняется главным образом давлением, которое Аэций оказывал на него с флангов. Однако, как мы знаем, было и нечто большее. Подобно тому как Аниан из Орлеана молитвами спас свой город, то же самое сделал и Люпус из Труа. Он, епископ, а теперь, скорее, правитель города, представ перед Аттилой, настолько смутил его открытым и смелым взглядом, что суеверный варвар оставил Труа в покое и лишь, уходя от города, забрал с собой, как пленника, епископа. «И делаю я это потому, — сказал он, при всех своих страхах издеваясь над ним, — что если прихвачу с собой такого святого человека, то удача не покинет меня и на Рейне».