Михаил Иманов - Меч императора Нерона

Никий подошел, вежливо, но с достоинством поприветствовал сенатора. Сенека дружески ему улыбнулся, но Никий заметил, как напряжен его взгляд.

— Тебя не узнать, мой Никий,— сказал Сенека, улыбаясь чуть снисходительно,— ты стал совершенной принадлежностью императорского дворца.

Он не сказал «двора», но «дворца», то есть здания, и в этом Никий увидел особенно обидную насмешку. Он сделал непроницаемое лицо и воздержался от ответа.

— Я посылал за тобой несколько раз, но ты не пожелал меня видеть. Может быть, ты забыл, как попал сюда и, главное, зачем?

Сенека произносил все это с самым приветливым видом, будто говорил о пустяках, замолкал, если кто-нибудь проходил мимо.

— Не мог предположить, что ты станешь таким близким принцепсу человеком,— продолжал сенатор,— Это хорошо, но всякую минуту ты должен помнить о пославшем тебя и о своих страдающих братьях.

— Неужели сенатора так волнуют их страдания? — произнес Никий так, будто за вопросом больше ничего не стояло.

— Ты прав,— кивнул Сенека,— я не принимаю их судьбу очень уж близко к сердцу. Но я и не говорил, что принимаю, хотя сочувствую им по-человечески. Мне лишь жаль, что Павел в тюрьме, для меня это, поверь, большая потеря. Я очень уважал учителя, и его письма много значили для меня. Но мне непонятно...

— Что непонятно, сенатор? — быстро вставил Никий, и стало очевидным, что он знает, о чем заговорит Сенека, и не хочет этого слышать.

— Но мне непонятно,— еще отчетливее выговаривая слова и еще пристальнее вглядываясь в лицо Никия, повторил Сенека,— почему это не беспокоит тебя? Мне не хотелось бы думать, что ты забыл обо всем и обо всех, что тебе понравилась такая жизнь и твоя дружба с принцепсом. Если это не так, тогда скажи почему?

— Мне не хотелось бы говорить об этом, сенатор,— сказал Никий, опуская глаза.

— Почему же? — лицо Сенеки выразило непритворное удивление, он даже чуть подался назад, оглядывая Никия с ног до головы.

— Потому что время еще не наступило,— ответил Никий.

— А когда оно наступит, ты можешь сказать?

— Нет.

— Нет? Не-ет? — протянул сенатор. Он хотел еще что-то спросить, но только вздохнул и развел руками.— Тогда прощай.— Он развернулся и быстро пошел прочь, но, сделав несколько шагов, остановился и, повернув голову, рукой поманил Никия. Когда Никий подошел, он сказал, быстро посмотрев по сторонам: — Должен предупредить, что у тебя появился соперник, и очень серьезный. Вернее, соперница. Поппея Сабина — тебе, наверное, знакомо это имя.

— Да, я слышал его,— сдержанно кивнул Никий.

— И что ты думаешь сам?

Никий сделал неопределенный жест:

— Принцепс любит женщин, но очень недолго. Не думаю, что Поппея станет исключением.

— Поппея станет исключением,— очень тихо и очень уверенно выговорил Сенека и, поймав недоверчивый взгляд Никия, добавил: — Поверь, я хорошо знаю своего ученика. Его нельзя влюбить ни красотой, ни лаской, ни тем более всякими женскими достоинствами, но его можно влюбить силой. Поппея сможет.

И, более ничего не сказав, Сенека ушел, а Никий, пока тот не скрылся из вида, напряженно смотрел ему вслед. На душе у него было тревожно. В те минуты он не думал о Поппее, женщина не представлялась ему опасной. Опаснее всех, даже опаснее Салюстия, стал теперь Анней Сенека — казалось, он может убить Никия одним движением бровей. Не надо было держаться с ним так высокомерно, не надо было демонстрировать независимость. Кто он такой перед Сенекой? Любимая игрушка императора? Да и любимая ли?!

Салюстий вышел из покоев императора с сияющим лицом. Радость переполняла его, он сам подошел к Никию.

— Поппея лучшая из женщин! — произнес он вместо приветствия.

— Ты так полагаешь? — отозвался Никий с заметной долей иронии в голосе (так он разговаривал с Са-люстием в последнее время).

Салюстий, по-видимому, не счел нужным обсуждать эту тему, вместо ответа он сказал:

— Я представлял им из Софокла. Ты знаешь мой греческий, к тому же сегодня я был в ударе. Поппея смотрела на меня так, будто я не представлял царя, а сам стал Эдипом. Император был доволен, он сказал, что своим чтением я потряс своды дворца. Понимаешь, что это означает?

— Это означает то, что я правильно лечил тебя, Салюстий,— усмехнулся Никий (знал, что сейчас лучше почтительно разговаривать с актером, но не смог себя сдержать: слишком уж самодовольным выглядел этот лицедей).— Я могу предложить тебе еще один способ усиления голоса — смазывание гортани свежим конским навозом. Я скажу об этом императору, может быть, он захочет посмотреть.