Михаил Иманов - Меч императора Нерона

— Не-е...— жалобно пропел Марций.— Она-а...

(Никий осторожно, носком сандалия, подвинул лежавший на полу меч поближе к Марцию.)

— А-а,— закричал Нерон, делая шаг назад, и, увидев под ногами меч, ткнул в него пальцем.— А-а, ты хотел убить меня! Она послала тебя убить меня! Он убийца, хватайте его!

Центурион Палибий обхватил Марция сзади, сжал его с такой силой, что тот задушенно простонал. Лицо слуги из белого сделалось багровым. Никий выскочил вперед и заслонил собой императора, который кричал не переставая:

— Он убьет, он убьет меня!!!

Афраний Бурр растерялся.

— Отпусти, ты задушишь его,— крикнул он Пали-бию, но не очень уверенно.

Но Палибий не слышал его: сжимая несчастного Марция, он запрокинул голову и взревел так, что, казалось, задрожали стены:

— Солдаты! Ко мне! Ко мне, солдаты!

Афраний тоже восклицал что-то, но рев Палибия заглушил его слабый крик. Двери распахнулись, в комнату вбежали солдаты, топая и гремя доспехами. Они схватили уже не подававшего признаков жизни Марция и утащили его прочь. Нерон уже не кричал, а что-то бормотал испуганно, глядя на дверь. Никий стоял рядом, поддерживая императора.

— Я поеду к ней,— сказал Афраний, подходя и с плохо скрытой брезгливостью глядя на Нерона. Нерон, казалось, не слышал, и Афраний возвысил голос: — Я сам поеду к ней и все разузнаю на месте.— И он повернулся, собираясь уйти.

— Нет! — вскричал Нерон, пытаясь дотянуться до уходящего Афрания.— Нет! Ты должен остаться со мной, заговорщики могут быть уже во дворце!

— Я должен,— твердо проговорил Афраний, но Нерон снова крикнул:

— Нет, ты останешься со мной! Я чувствую, они здесь, ты останешься со мной, Афраний! — И Нерон перевел почти безумный взгляд на Никия: — Ты! Ты поедешь! Привези ее сюда! Ты понял меня, Никий? Ты понял?! Возьми с собой этого, Палибия, пусть он сопровождает тебя!

Никий кивнул и пошел к двери, подобрав по пути все еще валявшийся на полу меч. Уже выходя в дверь, он оглянулся: Нерон держал Афрания обеими руками и, закатив глаза, что-то бормотал — невнятно и тревожно.

Вскоре с манипулой солдат под командованием Палибия Никий соскочил с коня перед воротами дома Агриппины и, бросив поводья, вбежал во двор. Оттолкнув у двери испуганного слугу, он повернулся к шумно дышащему за спиной Палибию:

— Оставайся здесь. Пусть солдаты перекроют все выходы!

Палибий коротко кивнул и, взмахнув рукой, что-то прокричал солдатам, а Никий, сжимая рукоять меча занемевшими руками, взбежал по лестнице и с силой толкнул дверь спальни Агриппины.

И сразу же увидел ее: она стояла у противоположной от окна стены, держа руки у ворота длинного платья. Лицо ее было бледным, но не испуганным, волосы распущены.

Она неподвижно смотрела на него. Когда Никий подбежал, она выговорила без всякого выражения:

— Пришел.

— Ты... ты...— едва ли не прокричал Никий, сам не понимая, что он хочет сказать и зачем.

— Молчи,— едва пошевелила она бледными губами,— делай...

Он поднял руку с мечом и замер в нерешительности, глядя не в лицо, а на руки, сжимающие ворот платья. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Вдруг она с силой рванула ворот, обнажив грудь:

— Бей!

И он ударил — будто от испуга. Выдернул меч и, увидев красное пятно под левой грудью, ударил еще раз, в то же место, словно хотел заткнуть его сталью. Чтобы не видеть...

Она осела на пол и ткнулась головой в его ноги. Он отпрыгнул назад, бросил меч и медленно, не спуская глаз с лежащей Агриппины, стал пятиться к двери.

На пороге столкнулся с Палибием.

— Что?! — жарко выдохнул центурион, глядя на Никия широко раскрытыми глазами.

— Она закололась, узнав...— вяло выговорил Никий и, покачиваясь из стороны в сторону, чувствуя, что сейчас упадет, повторил: — Она... закололась... она...

Прошло больше года со времени описанных событий. Никий жил теперь в доме Агриппины, пожалованном ему Нероном. Он отделал все комнаты в своем вкусе, и особенно спальню, где в последний раз видел Агриппину. Впрочем, он не любил заходить туда — в том месте, где в роковой день лежала женщина, все ему чудилось красное пятно. Он приказал сменить здесь даже доски пола, покрыл пол толстым ковром, но ощущение, что кровь все равно проступает наружу, не проходило. Достаточно было оказаться в коридоре перед дверью, чтобы почувствовать это. Иной раз Никий тайно ночью пробирался сюда, зажигал светильник, загибал ковер и смотрел. Пригнувшись низко, он даже нюхал. Не находил ничего — ни следов крови, ни запаха, но коснуться рукой этого места он так и не смог себя заставить. Знал, если заставит, то, может быть, мучающее ощущение покинет его, но — не мог.