Лев Жданов - Стрельцы у трона. Русь на переломе

С поклоном осушив кубок, Толстой пожевал пряник. Наступило молчание.

— Мороз ноне силен, — заговорил гость, желая помочь хозяйке в затруднительном положении, так как заговаривать первой, даже с гостем — женщине не полагается.

— Да. Холодно. Недаром у вас говорят: что под конец мороз, то злее. Скоро и теплеть пора. А морозы да вьюги не стихают.

— В сей час — оно ничаво. Притихло. А с утра — и дюжо сиверко было. Кабы «сам» у тебя не зазяб больно, коли много разьезжать доведется…

— Ну, того я не опасаюсь. На войне да в походах, гляди, мой Артамон Матвеевич и не таку стужу видел… Бог даст, ничево…

Опять настало молчание.

— Сынок-то как, Андрюшенька ваш? — начал было снова Толстой, но остановился, заслышав шум и движение за окнами во дворе. Кто-то вьехал во двор.

— Ну, вот, — перебил сам себя гость, — видно, и «сам»… Недолго ждать пришлось.

Он угадал. Не прошло трех минут, как вошел поспешно Матвеев, предупрежденный слугой о том, кто его ждет.

— Не взыщи, Петр Андреевич, што с хозяйкой моей поскучал малость. Знал бы, вернулся бы скорее. Сам виноват, што не упредил, — стал говорить хозяин Толстому.

Тот только руками замахал.

— И, што ты, милостивец, што ты, государь мой, Артамон свет Сергеевич!.. И любо тут было ждати, и мило тебя видати. А не упредил, — не моя вина. Дело важное спешно приключилося… Только вот сейчас. Не поизводишь ли потолковать с тобою малость, господине?

— Идем, идем ко мне в покойчик… Там никто не помешает. Видно, што важное, коли ты?..

— Да уж такое… — на ходу откланявшись хозяйке и следуя за Матвеевым, быстро заговорил Толстой: — Сказать надоть вот-вот скоренько, чтобы часу не упустить. Не, кое часу! И мигу не можно прогаять, кабы горя не вышло великова…

— Што ж, толкуй, боярин. Видишь: одни мы. Нихто не слышит, не помешает. Безо всякой опаски можешь…

— Ну, где же без опаски. Дело, слышь, тако… Да постой, государь мой. Перво-наперво, поведай мне начистоту: другом али недругом почитаешь ты себе Петра Андреича Толстова?.. Говори, государь мой, не таючись. Лучче прямо-то… Пра слово…

— Да я и при ином при ком не лукавил николи. И тебе скажу: так оно… Ни то, ни другое. Я тебе — чужой и ты мне не близкий… Вот дума моя…

— М-да, оно и быть иначе не могло. Велика ли нужда Матвееву до Петрушки Андреева, — с хорошо разыгранной грустной обидой проговорил Толстой… — Ну, ин, слышь, государь ты мой милостивый, дозволь тебе словно бы притчу одну поведать. Так, може, лучче мы до дела дойдем.

— Изволь, говори, коли час есть. Я полагал: в таку пору ты за чем поважнее… А притча, — так и притчу послушаю… А там, не взыщи, проститься час буде. В верх я нынче зват на ночь… Царица присылала… Так уж…

— Не задержу, небось… Коротенька притча моя… Слышь, два матерых бирюка драчу завели. Очи — кровью налилися, когтями землю роют… Шерсть — дыбом. Хто-либонь ково-либонь да слопает… А промеж них — невеличка букашка прилучилася. Пока што — ее и вовсе под ногтем любой бирюк разможжит. И ухитрись она, скок на загривок одному, первому попавшему…

— Ровно блоха…

— Блоха?.. Ты так говоришь, хозяин ласковый?.. Ин, и то пускай. И блоха — не плоха, коли в чести живет… И села меж ушами у бирюка. Што оба там ни творят — букашка-то моя и видит. Ино, — и ей только-только не попадет. Да она увертлива… И видит, на одном бойце сидючи: кому из двух скорее поколеть?.. А помимо тово, не сиди она поверху, ей бы в пыли растертой быть…

— Так, вижу, умна твоя… букашка… Да мне-то што?..

— Слушай!.. Все скажу… Ино она видит, што ей самой не по серцу. Помехой она быть не может. Молвить громко — боится… У ково на гриве сидишь, тому и песни пой… Известно… А все же, не терпит серце… Сказать надоть… Вот зачем и пришел я. Кем хошь, считай меня… Надо же мне свою шкуру боронить… Ежели к сильным не пристать, так и квашни не поверстать… А все же тобе нечто поведаю… Присягу я давал: не выдавать бы ково… Дела не открывать… Я и не открою, слышь, ничево… Одно скажу: постерегу малость…

— Ково остережешь-то?.. Говори прямо, не путай, брось свою замашку, боярин.

— У кажнаво своя, Артамон Сергеич. Ты, гляди, кода-либонь и спасибо мне за мою скажешь. Ну, слушай: вот, были вы анамнясь с лекарем, с Ромодановским да с царицей при царе при недужном… И лекаря вон высылали… И о чем-то с царем толковали… И все то недругам твоим и царицы ведомо… И кода вы снова к царю сбираетесь, и как к ему Петра-царевича вести замыслили… И все иное… Так, вот, остережись, Артамон Сергеич… Слышь, про ины дела попомни… Не под охраной, почитай, крадком поведете малое дитя… Так, кабы наместо трона — во Угличе не очутился царевич… Али и похуже… Сам знаешь, каки нелюди на свете живут, што им ничево не страшно, не соромно… За корысть — отца роднова зарежут, не то… Ну, я больше сказать ничево не волен, как присягу давал… Хе-хе-хе. Слышь, ноне бирюки и от блох присягу брать стали… Вон каки времена пришли… Ну, вот и все… Не буду боле времени брать… Тебе, слышь, в Кремль пора, коли зван… Прощенья прошу… Не поминай лихом… Пусть я и какой-никакой по мыслям по твоим, Артамон Сергеич… Да одно верь: не аспид я, не кровопийца, чтобы дозволить безневинную кровь проливать… Вот… А там, как хочешь суди… Прощай, хозяин ласковый… Поскачу к бирюкам своим… И не придется мне того схватить, на чем они не поладили… Бог их знае: хто прав… Кусок, видно, сладкий… А я только младенческу душу сберечи хочу… Вот… Прощай.