Через день, сославшись на рекомендацию, пришел еще один клиент. И еще один. И даже двое. Они были разные, но у всех у них было что-то общее – тот же массаж простаты. Много пациентов – выше заработок. Он вздохнул и наконец почувствовал себя мужчиной. Усталым временами, но зато состоявшимся. Не пальцем даланным. Так, не сразу и даже не прямо, раз-два – и все дело, он нащупал свое призвание. Слава о нем разошлась по городу, а вместе со славой – достойный доход, уважение и обширные связи.
– Ничего удивительного, – сказал я, дослушав. -Пациенты в большинстве своем, небось, солидные, лет за пятьдесят и старше. Простатиты разные, эхо грехов молодости, растаявшие миражи торопливой некогда подручной любви. И пальцы у тебя всегда были золотые, всю жизнь детей лечил, ласковый.
– Да ты как был мальчишкой, так и остался, – благодарно отмахнулся он. – Есть и такие. Но мало. У меня основная клиентура другая, более просвещенная и надежная. Сам не ожидал. Геи называются. Только не все из них могут об этом говорить вслух, а тем более жить с постоянным партнером. Вот у людей проблема и возникает в личной жизни. А я тут как тут. Туточки. Массаж простаты – дело полезное и приятное. И всем хорошо выходит, во здравие.
– Ну ты… прямо золотарь, – выдохнул я. – Никогда бы не подумал.
– А это все потому, что у тебя проблемы в голове, а не как у нормальных людей, где положено. У меня тоже когда-то так было, даже позаковыристей: призвание, гордость за свое дело, долг, еще скажи. Гордость – это твои возможности купить. Или продать то, что умеешь, и тому, кто больше заплатит. Жаль потерянные годы, раньше мог найти свое счастье, если б знал тогда, где искать. Коммунисты все-таки здорово голову забивали разной ерундой, только бы не платить.
Он вздохнул и протянул руку. Энергично, позитивно, стремительно. Клоунадя, как ведущий по телевизору, доносящий что-то до умственно отсталых там, за экраном. Иначе нельзя – не поймут. Особенно начальство.
Я пожал ее, запнувшись. А ведь мог бы и перчатки надеть, холодно уже на улице. Зима…
(БЕЛАРУСЬ, 2009)
Дедушка сначала попросил документы, надолго задумался и все пытался взять в толк, у кого я получил разрешение задавать вопросы.
– Без разрешения же нельзя, – повторял он. – Мало ли что?
А я тоже никак не мог взять в толк, кого он имеет в виду, говоря о «разрешении». Но явно не себя самого.
Так мы и толковали.
Его мать в 1938 году забрали в НКВД. Она была шляхеткой, из дворян, но дети об этом не знали. Забрали ее потому, что много лет до того она не раз ездила в Польшу, к родственникам. Тогда арестовывали всех, кто имел родных в этой стране и навещал их, не подозревая, что это аукнется лагерями и смертью.
Мать его замучили в смоленской тюрьме. До сих пор не сказали, где она похоронена и кто подписывал смертный приговор.
– Чтобы не было причин для мести, – объяснили.
Видимо, в этом мире палачи живут долго. Им есть, что терять.
Но он и не настаивал. Мало ли что?
Из-за матери его не сразу приняли в пионеры. А он, как и большинство, верил в Сталина. И приходил на уроки, где все вместе они дружно выкалывали иголками глаза в книгах и учебниках, где были портреты Блюхера, Тухачевского, Бухарина, Зиновьева и других предателей, бывших вождей. А их имена и текст замазывали чернилами. Новые учебники не поспевали за разоблачениями.
– И я выкалывал глаза. Старался. Врагов же надо ненавидеть. Все так считали.
– Все, – назидательно сказал дед. – Это и есть народ.
И я настороженно посмотрел по сторонам. Мало ли что?
Потом началась война. Оккупацию они с отцом благополучно пережили в Минске. В школе он вступил в национальную прогитлеровскую молодежную организацию. Там давали дополнительный паек и учили ненавидеть тех же, кого надо было ненавидеть до войны. И еще оставшихся.
Но после разгрома немцев под Сталинградом отец сказал, чтобы он оттуда вышел. Вернутся – спросят. А лучше, когда власть тебя ни о чем не спрашивает. Мало ли что?
После победы, снова из-за матери, его не сразу приняли в комсомол. Припомнили. Но взяли. И он не сразу вступил в Коммунистическую партию, куда очень хотел. Но допустили. И он учился, занимал должности и служил.
И всегда помнил о матери. В смысле, как о «враге народа», из-за которого у него в любой момент могут быть неприятности.
Мало ли что?
Но все было нормально. Жизнь прошла, дети выросли. Пенсия начисляется. Немного обидно, что ничего особенного не сделал. А что сделаешь?
Читать дальше