Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

«На чёрный день. За границу бежать изготовился, друг сердешный!» Пётр поманил к себе пальцем Меншикова.

Светлейший подошёл робко, как бы ожидая удара. Да и то сказать, судьба его в последнее время была самая незавидная. После раскрытия почепского дела, в коем выяснилось, что светлейший без стыда без совести уворовал в Почепе земли у казаков Стародубского полка, ему пришлось не только возвернуть захваченную землю, но лишиться прежней царской милости и доверия: Меншиков был снят с должности первого президента Военной коллегии. Его оставили, правда, сенатором, но настырный обер-прокурор Пашка Ягужинский продолжал вести следствие о многих винах светлейшего, и мало ли что прокурор мог ещё раскопать, понеже во времена своего великого фавора Александр Данилович и впрямь перестал различать, где его собственная казна, а где государева. А ведь был богатейшим, вельможей в Российской империи, имел сто тысяч душ крепостных, рыбные промыслы на Каспии и на Белом море, соляные варницы, стекольные, суконные и шёлковые мануфактуры, дворцы в Петербурге. «Так нет, всё ему мало, мало и мало. Ещё свои долги казне не возвернул, а уже сразу за Почепом требует себе на Украйне Батурин». Пётр как бы с любопытством взглянул на побледневшего от страха Меншикова. Но не вскочил, не закричал, не прибил. Гнев его словно ушёл в печаль о старом и верном камраде, с которым прошли все молодые годы. Сказал тихо:

— Ты, мейн фринт, возьми-ка бумагу нашего генерал-прокурора и ответствуй ему честно по каждому пункту. — Потом добавил вроде бы беззлобно, но так холодно и отстранённо, что Меншиков даже вздрогнул: — А коли не оправдаешься по всем пунктам, особливо по вкладу в банк амстердамский, пеняй на себя!..

«Уж лучше бы побил, как встарь, дубинкой, мы ведь ничего, мы к тому привычные!» — тоскливо подумал Меншиков, забирая из рук Петра ябеду Пашки Ягужинского. Вспомнил, как Екатерина Алексеевна, его всегдашняя заступница, передала честно, что царь молвил при последнем с ней разговоре: «Ей-ей, Меншиков в беззаконии зачат, и во всех грехах родила мать его, и в плутовстве скончает живот свой». А под конец хозяин так рассердился, что закричал дико: «Коли он не исправится, то быть ему без головы!» — с ужасом шептала ему Катя, и по этому шёпоту Меншиков понял, что его старинная полюбовница говорит чистую правду.

— Ступай, ступай! — напутствовал его Пётр. — Мне тут с господами министрами о государственных делах переговорить надобно, а ты поди подумай о своём!

И эти слова царя сразу отдалили Александра Даниловича от других вельмож, которые отшатнулись от него, словно от зачумлённого. По образовавшемуся меж ними коридору Меншиков ступал как-то странно, вышел из дворца на полусогнутых.

А к царю один за другим стали подходить с докладами президенты коллегий, сиречь министры. И о том, что времена ныне переменились, лучше всего говорил порядок докладов. Первыми подошли не военные, а министры статские.

Сначала отдал Петру бумаги на подпись президент Камер-коллегии князь Дмитрий Михайлович Голицын, ведавший всеми финансами империи. За ним шёл друг Голицына, бывший посол в Голландии и в Англии, а ныне президент Юстиц-коллегии граф Андрей Артамонович Матвеев. Потом следовали доклады Мануфактур- и Берг-коллегий, за ними отчёт давала Коммерц-коллегия, и только в конце Пётр заслушал доклад нового президента Военной коллегии князя Аникиты Ивановича Репнина. Такая очерёдность лучше всего говорила о перемене обстоятельств в положении Российской империи. Ведь осень 1724 года была второй мирной осенью для России после длившейся двадцать один год Великой Северной войны и состоявшегося сразу за ней Каспийского похода Петра I. «И что нам за царя-воина дал Господь! — громко роптали во всех городах и весях, когда Пётр затеял тот Каспийский поход. — Не успела одна война победно закончиться, как он уже на новую собрался!»

Но, к счастью для россиян, новый военный поход закончился быстро: до Персии Пётр I не дошёл, а взяв Дербент, скоро возвернулся в Москву. Впрочем, во время триумфального вступления царя в Первопрестольную на красном чепраке арабского аргамака возлежали ключи от оного Дербента, а город сей, как ведомо было многим, сам по себе был ключом ко всему Кавказу и Азии, и война там продолжалась без Петра. Генерал Матюшкин по царскому указу занял Баку, а лихой полковник Шипов вошёл и в саму Персию, где взял столицу провинции Гилянь — город Решт. Но та война была уже малая, удалённая, и её как бы и не было, поскольку союзный персидский шах сам отдавал города и провинции под царскую высокую руку, дабы их не заняли турки. Но и с турками Петру I удалось в 1724 году заключить соглашение, война с ними была отодвинута, хотя на Украине и стояло шестидесятитысячное русское войско под командой лучшего петровского генерала князя Михайлы Голицына. В Стамбуле ведали о том войске и от войны с Россией на юге воздерживались.