— В Шемахе всё одно будет скоро русский консул, и дом тот достанется ему... — рассуждал Артемий Петрович в лавке Евреиновых.
Но Андрей Семёнов заметил не без ехидства:
— Это пока вы, сударь, в том доме стоите поя сильной охраной (в охране посольства было полсотни драгун и полсотни казаков), жить там, может, и безопасно. Но стоит вам отправиться в Россию, как загородный дом непременно разорят лезгинцы!
— А я попрошу хана поставить к той даче сильную охрану, — стал было возражать Волынский, но евреиновский приказчик рукой махнул:
— Что лезгинам ханское воинство! Да и повязаны здешние власти с этими разбойниками одной верёвочкой! Не верите? Так пройдёмте в лезгинский караван-сарай, я вам кое-что покажу!
Артемий Петрович у лезгин ещё не был и из великого любопытства пошёл. Чего только в тех лавчонках не было! И тонкая белая парча из Индии, и персидские большие шёлковые платки, вышитые золотом и серебром, и ширванские овчинки на опушку шуб и шапок. Всеми цветами радуги переливались дорогие бухарские и персидские ковры, коих Артемий Петрович не видывал и в Исфагани. И шелка, шелка! Казалось, весь Великий шёлковый путь работал на сей караван-сарай.
— Откуда у бедных горцев такое изобилие товаров? — удивился посол.
— Знамо, откуда! Из разбитых купеческих караванов, вот, сударь, откуда! — озорно подмигнул лихой приказчик, сам многократно водивший караваны через горы Кавказа. — Да вот, пойдёмте во двор, я покажу вам их главный товар!
На широком подворье караван-сарая было многолюдно.
— Ишь, новую партию живого товара сегодня пригнали! Продают в рабство и мужиков, и девок, и детвору! Чистые разбойники! — Андрей Семёнов, не скрывая враждебности, сплюнул.
— Да, я вижу, среди рабов есть и местные жители: и ширванцы, и грузины, и армяне? — удивился Волынский.
— Вот-вот! Под Шемахой разбойники сёла жгут, а людской товар сюда же, в Шемаху, на невольничий рынок гонят! — пояснил приказчик.
— Куда же хан смотрит! — вырвалось у Волынского.
— А хан знатный бакшиш имеет за то, что смотрит да все их бесчинства сквозь пальцы! — пожал плечами купец, сам не раз дававший бакшиш хану и его челяди.
— О, мой господин, выкупите меня! Я не хочу в горем к этому старому турку! — Молоденькая грузинка вырвалась вдруг из понурой толпы невольников и бросилась в ноги Волынскому.
Подбежал было надсмотрщик с плетью, но Волынский уже поднимал девушку из пыли, и надсмотрщик остановился. Да и как не остановиться, коль за спиной русского гяура десяток драгун уже схватились за палаши.
(Посол знал Восток и всюду ходил со знатной охраной).
— Кто ты такая и где выучилась говорить по-русски? — расспрашивал тем временем Волынский девушку.
— Меня ещё маленькой отец вывез в Москву. Он служил тогда у царевича Имеретинского, который перешёл на русскую службу. Но отец мой под Нарвой попал в плен к шведам вместе с царевичем! Мать осталась, ждала отца несколько лет в Москве, да не дождалась — вернулась вместе со мной к своим родичам в Кахетию. А на днях имение дяди спалили эти разбойники, — показала она на подступавших к послу лезгинов, — маму и дядю убили, а меня привели на невольничий рынок и продают старому турку в гарем. О, выкупите меня, мой господин! И увезите в Москву! — Тёмные глаза девушки налились слезами.
Артемия Петровича охватило чувство жалости.
— Выходит, твой отец — русский офицер? — переспросил он девушку. — Ну, тогда тебе и впрямь в Москву надобно! Война со шведом к концу идёт, и отец твой скоро вернётся из плена. Звать-то тебя как, красавица?
— Нина! — Голос у девушки был высокий, чистый.
— Ну что ж, Нина, идём на посольское подворье! — Волынский взял девушку под локоток.
Но здесь путь послу решительно преградили рослые молодчики, откровенно положив руки на рукоятки кинжалов. Впереди них в расшитой золотой черкеске, поигрывая плетью, стоял горбоносый верзила с лицом, украшенным многими шрамами.
— Это мой товар! — гордо сказал он русскому гяуру, пока другие молодцы примеривались к драгунам.
— Сам Дауд-бек, их предводитель и первый в этих горах вор! — шепнул на ухо Волынскому приказчик.
«Не воевать же мне с вором на базаре, не пристало сие послу!» — мелькнуло у Волынского, но Андрей Семёнов сумел порешить дело миром. Хотя и болтал он с Дауд-беком по-лезгински, Артемий Петрович всё же различил, что в разговоре том мелькает имя Евреинова. И оно, судя по всему, произвело на Дауд-бека больше впечатления, чем титло царского посла.
Читать дальше