Фредерик Бриттен Остин - Наполеон

Наконец они прибыли на улицу Шантерен. Приветствуя их, из дома с факелами в руках вышли слуги. На лестнице он ещё раз нетерпеливо сжал Жозефину в объятиях.

Спальня — овальная комната на втором этаже с массой зеркал, с кроватью в алькове, украшенном изображениями птиц — была ему хорошо знакома. На кровати, свернувшись клубочком, лежала Фортюне, маленькая, обожаемая Жозефиной собачонка. Он не осмелился согнать эту дрянь с её привычного места. С холодной усмешкой Жозефина настояла, чтобы собачка всегда спала с ней. Он волей-неволей был вынужден ложиться в постель, на которой валялась Фортюне. Однажды эта ревнивая тварь укусила его за ногу. Жозефина капризничала и была совсем не такой страстной, как раньше. Она была с ним скорее холодна, зевала, ссылалась на усталость. Его охватила тревога. Получалось, что теперь, когда он из романтического любовника превратился в законного супруга, она больше не любит его! Мужья в её парижском мире были предметом насмешек; над ними потешались, им изменяли. Но он пробудит в ней страсть, заставит шептать слова любви! Он бросился на Жозефину, как на вражескую крепость, и взял её приступом. Она слегка испугалась.

Как восхитительна она была! Как не похожа на других женщин! Она должна приехать к нему, последовать за ним в армию! Он будет настаивать на этом. Он не оставит её среди соблазнов Парижа, которые так хорошо знает. Жить без неё невозможно. От одной мысли о Жозефине его бросало в жар. Её неподражаемая грация, чарующая улыбка преследовали Бонапарта, всё время стояли перед глазами. Ему казалось, что он по-прежнему ощущает волнующую нежность её прикосновений, всё ещё чувствует неописуемую сладость её поцелуев. Воспоминания о теле Жозефины были живыми до галлюцинаций, доводили его до сумасшествия тем, что реальность была от него далека. Он был безумно влюблён. Впервые в жизни он любил со всей силой своей страстной натуры, которую долго сдерживали обстоятельства и которая теперь словно взорвалась. Его одинокая, проведённая в бедности юность была целомудренной. Он мог бы припомнить девушку, с которой познакомился в Пале-Рояле. Мог вспомнить легкомысленную мадам Тюрро — это было во время кампании Второго года; помнил короткую интрижку с мадам Саличетти, женой могущественного представителя властей, из-за которого после падения Робеспьера он сам угодил в тюрьму и которого не выдал, когда тот прятался от властей. Более того, Бонапарту наконец удалось устроить Саличетти, такого же, как и он сам, корсиканца, одним из двух гражданских представителей правительства в Итальянской армии. Они будут работать вместе, рука об руку... И если не считать нескольких минут наслаждения, купленных за деньги в годы военной службы, этим кончался список его побед, не тронувших его сердца. Правда, год тому назад в Марселе сестра жены его брата Жозефа, шестнадцатилетняя Дезире-Эжени Клари пробудила в нем нежное чувство. Их брак был уже почти решённым делом, но Наполеон был вынужден оставить службу и бедствовал в Париже. Своим молчанием Дезире лишила его надежды, и Бонапарт также перестал писать ей. Постепенно её образ был вытеснен очаровательными парижскими модницами, на которых Наполеон мог только жадно смотреть, стесняясь своей бедной, потёртой одежды. От нехватки средств он пришёл в полное отчаяние и начал предлагать себя в мужья всем без разбора. Он комично сватался к сверстнице и давнишней подруге своей матери, гостеприимной мадам Пермон, к мадам Бушарди, а однажды ему пришла в голову совершенно дикая мысль предложить себя Монтансье — потасканной и скандально богатой актрисе «старого режима». Он совсем забыл маленькую, невинную Дезире-Эжени. В сущности, он никогда не любил её — так, юношеское увлечение, сентиментальное и несерьёзное...

Жозефина была совершенно другой. В его представлении она олицетворяла собой женственность. Её томная, чувственная красота вобрала в себя весь чарующий соблазн, весь женский шарм. Её непринуждённость и свобода в обращении, чудесно сочетавшиеся с аристократической утончённостью, её улыбки и объятия раскрыли в Наполеоне присущую ему страстность, изменили и его самого, и весь мир вокруг него. Но целомудренная сдержанность их первой брачной ночи вызвала в нем досаду. Жозефина ещё не оценила его по достоинству. Он был полной противоположностью тем высоким, красивым кавалергардам, которыми она так легкомысленно восхищалась на шумных вечеринках у мадам Тальен. Он хорошо понимал это, ругая себя за провинциальную неловкость в обществе. Наполеон был для неё странным, полудиким, необычайно тощим молодым генералом, которому во время очередной политической неразберихи посчастливилось продвинуться по службе, казался ей прихотью, капризом, который неожиданно закончился замужеством. Этот генерал сбивал её с толку своим необузданным честолюбием. В амбиции Наполеона она ничуть не верила — генералов в Париже хватало с избытком.