Джон Клеланд - Мемуары сластолюбца

Если говорить обо мне, то, хотя я повидал и более молодых и блестящих красавиц, на меня сразу произвели ошеломляющее впечатление великолепие ее наряда, изысканность манер, бывалый вид и непринужденность, шедшая от чувства собственного превосходства, с каким она овладевала ходом разговора, скорее диктуя, чем высказывая свое мнение по разным вопросам. Ее апломб мне импонировал настолько, что я начал с восхищения, а кончил увлечением, поняв, что наконец-то встретил достойного противника, и дав себе слово, не заглядывая далеко вперед, сразиться – с любым результатом – с той, покорить которую стало для меня делом чести, а отнюдь не любви.

Действительно, сначала она как бы снизошла до некоторого внимания к моей персоне. Молодость, которая не могла втайне не апеллировать к ее чувствам, послужила мне неплохой рекомендацией, но оказалась недостаточной для того, чтобы возбудить ее интерес. Мои попытки овладеть нитью разговора она восприняла как узурпацию своих прав; однако ей ничего не стоило вернуть их себе. Леди Трэверс ознаменовала свою победу не только высокомерными взглядами, но отпустила несколько колкостей в мой адрес, из которых стало ясно, что она смотрит на меня как на дерзкого и чрезвычайно самолюбивого мальчишку, избалованного снисходительным отношением взрослых. Она полагала себя значительно выше меня – и положением, и характером. Именно так – как оскорбительное для себя – я истолковал ее поведение, и это задело мое самолюбие, но одновременно усилило желание сразиться с ней. Я рисовал себе столь яркие картины будущего триумфа, когда я разобью ее наголову, со всей ее надменностью, низведу до уровня орудия моего наслаждения, что цена – временная капитуляция – уже не казалась чрезмерной. Однако случай помог мне избрать иной путь. В поединках самолюбий обычно побеждает тот, у кого больше выдержки. Сохраняя самообладание, я рассеял ее первоначальное невысокое мнение на мой счет, после чего с удвоенной энергией принялся перечить ей по всем пунктам – неважно, был я прав или нет.

Ее отношение сменилось презрением, ей стало жаль, что такой красивый юноша оказался законченным фатом. Естественно, она не высказалась так прямо, но прибегла к достаточно прозрачному иносказанию, что еще обиднее.

Главное с женщинами – привлечь их внимание: неважно, каким способом. И если этого удалось добиться, потом совсем не трудно обратить недостатки в достоинства. Я вел себя с ней так дерзко, что в конце концов леди Трэверс прониклась даже некоторым уважением к моему бесстрашию. Она никак не ожидала встретить в юноше моего возраста, человеке с небольшим, как она полагала, жизненным опытом, такую самоуверенность. Постепенно ее отношение ко мне стало меняться к лучшему. Иначе и быть не могло.

На прощание леди Трэверс включила меня в число приглашенных в ее салон, при этом снисходительным тоном выразила надежду, что я на нее не обиделся, и пообещала приложить усилия для более полного взаимопонимания. Она не сомневается, что я не сочту неподходящей для себя компанией общество самых блестящих людей Англии. Несмотря на иронию, она произнесла это довольно тепло, и я с радостью и признательностью принял приглашение.

На следующее утро я отправился к ней и был допущен в будуар. Она сидела перед высоким трюмо; камеристка помогала ей одеться. При сем присутствовал лорд Терсильон, которого я знал и считал ничтожеством. Сей государственный муж явился засвидетельствовать хозяйке свое почтение.

Леди Трэверс встретила меня с непринужденной фамильярностью, как старого знакомого. Для меня поставили кресло возле трюмо, и я развалился в нем точно с такой же бесцеремонностью. Камеристка как раз убирала ей волосы, беспорядочно падающие на плечи и шею, причем делала это столь искусно, что то и дело обнажался участок замечательно белоснежной кожи. Было нетрудно заметить, что леди Трэверс нимало не стесняется своей наготы, торжествующей над ухищрениями грима, и все еще может позволить себе не делать тайны из своего туалета.

Что касается ее гостя, то он принадлежал к тем государственным деятелям, чьи чопорность и чванство граничат с самопародией; дайте ему колпак с колокольцами, и перед вами – законченный плут. У него было банальное, невыразительное лицо под огромным, обсыпанным пудрой париком; завершал картину подбородок, который во время разговора постоянно находился в движении – ни дать ни взять белый кролик, жующий травку.