Николай Задорнов - Война за океан. Том второй

Завойко исполнил свое обещание. Он пришел на первую батарею, поздоровался с командой и с Петром Федоровичем и встал с трубой в руках на скалистом косогоре, чуть повыше площадки с батареей, среди переломанных кустарников. Одна нога у него съехала вниз по осыпавшейся щебенке, а другая была согнута, но он не замечал неловкого своего положения.

«Тоже бесовы сыны англичане, выкинули американский флаг, чтобы нас обмануть, – думал Завойко, глядя на идущий пароход. – Быть не может, чтоб явилась дружественная эскадра американских судов. Вот наконец и началось…»

Несмотря на то что Завойко все лето делал все возможное, что в силах человеческих, чтобы встретить врага с честью, он только сейчас почувствовал, что и в его душе, кажется, была надежда, что чаша сия минет его. Ну что же, теперь Завойко не захнычет, он должен встретить врага грудью.

– Дальше нечего ему идти, бесу! – сказал Завойко и стал спускаться вниз к отмели. Офицеры следовали за ним. У песка стоял дежурный портовой бот с шестью гребцами. Молодой офицер Самохвалов стоял на берегу около большого камня и, облокотившись на него, рассматривал в трубу пароход. Заслышав шаги, он вытянулся.

Самохвалов – штурманский офицер, из «простых», но свободно владеет английским языком. Даром из «простых» в офицеры не пробьешься!

– Прапорщик Самохвалов! – подходя к нему, сказал Завойко. – Отправляйтесь сей же час на своем боте навстречу пароходу. Это англичанин занимается обманом и хочет у нас все высмотреть. Не давайте ему подойти, живо. А то он думает, что будет, как дама в лорнетку, смотреть и ездить тут, как в карете по Одессе или Феодосии, и рассматривать, что мы тут настроили, – добавил Завойко, шутливо обращаясь к окружавшим его офицерам.

Самохвалов вспыхнул. В то же время сердце его застучало, а душа заныла. Он понимал, какое важное поручение ему дается, он первый встретит врага лицом к лицу. Он был готов. Завойко сам сошел с ним к шлюпке, кратко поговорил с матросами и всех быстро перекрестил.

– Не теряйте времени! С богом, вперед! – сказал он Самохвалову.

Баркас пошел вдоль отмели, с ним вровень пошел по берегу Завойко.

Баркас вышел из ковша, а Завойко – из-за скалы и остановился под ней на самой оконечности отмели, на виду у подходившего врага.

Матросы навалились, и баркас быстро пошел навстречу пыхтевшему пароходу, который вдруг остановился.

На укреплениях и в городе тоже заметили, что наш баркас смело пошел навстречу. Александр Максутов подумал, что, видно, офицер, назначенный туда, должен быть очень горд и что его, Максутова, как артиллериста, никогда не пошлют ни с каким подобным поручением. Долг артиллеристов иной, они не на виду. А от них зависит все. Это труженики. Артиллерия теперь не та, что прежде. Но в артиллерию идут с неохотой, тут не покрасуешься на параде, а ведь как раз артиллерист – самая главная и благородная из военных профессий. Отец Александра и Дмитрия советовал детям поступать в артиллерию, говорил, что у нее будущее. Ну вот, как раз нынешняя война покажет, что значит артиллерия. И может быть, найдется еще поэт-артиллерист. Прославит свой невидный труд. Пушки эти с Урала, чем-то родным отдает от них, горными заводами.

А Самохвалов в полной форме стоял в боте рядом с рулевым, гордо держа голову. Теперь уж душа его не ныла и сердце не страшилось. Он вышел под пушки врага и отчетливо сознавал, что его могут прикончить первым же выстрелом с парохода. Самохвалов, как и Завойко, был уверен, что это англичанин поднял чужой флаг, но сам тоже, как Завойко, полагал, что надо действовать открыто и поначалу выказать уважение американскому флагу.

Приказание идти к пароходу возвышало его чувства и мысли. Отходя от мыса, Самохвалов заметил, что и сам Завойко стоял открыто и с таким видом, что, кажется, не будь он губернатором, сам бы пошел на баркасе под английские выстрелы.

Завойко поднялся наверх, на батарею. Там все стояли, затаив дыхание. Маленький весельный баркас быстро шел к остановившемуся, пыхтевшему пароходу. На баркасе подняли фок и разрезной грот. Чем дальше баркас отходил, тем ничтожнее становился по сравнению с черным, задымившим чуть не полгубы пароходом.

– Ну, сейчас понужнет, – промолвил стоявший рядом с губернатором казак. Это был Маркешка. Замечание вырвалось у него невольно. И он посетовал на себя, опасаясь, что его сочтут трусом. Но никто не обратил внимания на слова казака.

– Не посмеет, – спокойно сказал Гаврилов, хотя думал примерно то же самое.