За игрой он часто ходил картой невпопад, начинал горячо рассуждать.
Оставаясь один, он шагал из угла в угол, и тогда Катя, знавшая, что у него на душе, появлялась из маленькой комнаты с Олей и старалась оживить и рассеять мрачные думы мужа.
Да, она понимала, эта сытая зима с картами и обществом была в то же время первой, во время которой муж совершенно не мог производить никаких исследований. Руки его были накрепко связаны.
Его семья сыта, вокруг него общество, по вечерам он играет в карты, и танцует, и веселится, но дело его стоит. А он бы мог быть на Самарге, мог поставить пост у самой корейской границы, в гавани, которую Путятин назвал именем Посьета. До прихода сплава и приезда губернатора, чего он так ждал, он еще смел поступать самовольно. Теперь посты сняты всюду, с Сахалина и из Хади все убрано для того, чтобы все войска были собраны в кулак. Силы велено не распылять.
«Бог знает, что тут будет еще… Как снимем все с Камчатки, как доставим сюда, как закончится война? Какие силы врага явятся сюда? И что будет дальше? Когда займем южные гавани? Каковы будут тут города, селения, порты, флот? Сколько лет пройдет?» – вот его мысли.
Он говорил, что добьется своего, что сюда, на эту благодатную землю, потянутся во множестве люди, когда падет крепостное право. Жизнь «здесь», по его словам, во многом зависела от жизни «там», как экспедиция от аянских амбаров, в которых, оказывается, все было, когда они голодали. Когда будут открыты «амбары» России, все оживет и здесь, и Сибирь преобразится.
Он – военный моряк – мечтал, как и в юные годы, о дружбе и связях с Китаем и Америкой, о русском флоте на океане. Годы и седина не переменили его.
– Еще ничего не закончено! – сказал он, вставая с дивана, возбужденный Катиной игрой на пианино. – Еще все впереди…
Он ждал ледохода и энергично готовился к новым открытиям.
Утром, при сильном ветре с юга, все население поста собралось на берегу.
Раздался грохот, подобный сильнейшему орудийному залпу. Амурский лед лопнул наискось от берега до берега во всю многоверстную ширину реки. Сразу же его пласт покатило на берег, било и ломало о кручу и громоздило обломки под обрывом, на котором стоял Николаевский пост. Через пять минут там была гора битого льда в несколько сажен вышиной. Река зашуршала и пошла, и середина ее вдруг открылась и стала по-летнему голубой и чистой.
Катя радовалась просветлевшему взору мужа. Румянец заиграл на его щеках. Казалось, он надеялся, что уйдет лед и руки его будут развязаны.
Он полон забот и снова устремлен в будущее.
«Но не ждут ли его новые разочарования?»
Его мечты, исполненные человеколюбия, были высоки и благородны. На деле, кажется, получалось что-то другое, не совсем то, о чем он мечтал.
Да, река занята, прибыл сплав, движение открыто, найден удобный выход к морю. И построены казармы, гауптвахта, назначены чиновники, появились первые полицейские чины; первые торговцы, прибывшие со сплавом, не отличаются гуманностью; чиновники говорят о том, что тут гибель людей неизбежна и кровь должна литься, это естественно, и что сюда надо прислать каторжников, а сами мечтают о наградах…
Великие замыслы, оказывается, не могут быть исполнены совершенно! И великие подвиги не могут быть сразу признаны!
– Какая прелесть! – забываясь, говорит Невельской, глядя на огромную реку и держа под руку Екатерину Ивановну.
Трудясь ради этой реки всю жизнь, он впервые видел на ней весну.
Чумбока столкнул на воду берестяную лодку и помчался на ней по чистой воде, гребя как бешеный, словно руки его за зиму истосковались по тонкому двухлопастному веселку.
А река уже покатила из верховьев свои воды.
Мангму извечно несет широкие мутные воды к синему северному морю.
Мангму велик! Много рек и речек отдают ему свое богатство. Воды желтые из страны маньчжуров и воды светлые из русских гор, светлые, как глаза русских, стекаются к нему же.
Дремучие леса стоят на берегу Мангму. Тайга…
«О-би-би…», «тнк-ти-ка…» – кричат птицы.
Весенние воды шумят по тайге.
Между расступающихся берегов река несет вывороченные с корнями тяжелые деревья.
Чумбока плывет между лесин на берестяной оморочке.
На берегу, под хребтом, ветер мечет дымки над длинным рядом светлых домиков нового города…
1962
Нерчинский договор – первый договор между Россией и Китаем, только что покоренным маньчжурами. Маньчжуры навязали этот договор Русскому государству силой. Договор был заключен в 1689 году и определял отношения Русского государства с маньчжурской Цинской империей, установил границы между русскими и китайскими владениями на Дальнем Востоке по рекам Горбица и Аргунь. Восточнее земли были по настоянию русского посла Федора Алексеевича Головина оставлены неразграниченными, что дало право впоследствии снова ставить вопрос о границе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу