Луи Бриньон - Кес Арут

Чуть позже телеграфист протянул обратную телеграмму.

— Предпринимаю все возможные действия. Однако военные действия возможны лишь через несколько месяцев.

Лущев схватился за голову.

— Несколько месяцев… несколько месяцев

Он вышел из телеграфной и прямиком направился в кабинет к Зиновьеву. Посол находился едва ли не в худшем состоянии, чем сам Лущев.

— Шесть лет мы их предупреждали,…а они говорят…через несколько месяцев, — с ходу бросил Лущев и буквально упал в кресло, — понятия не имею…что делать… всё так отвратительно, что и слов нет. А у вас есть новости?

Посол отрицательно покачал головой.

— Ни одной хорошей. Все дипломатические представительства считают, что происходящее является внутренним делом Османской империи. Нам не позволяют вмешиваться в события. Только наблюдать.

— Как это мерзко, как бесчеловечно, — Лущев выглядел необычно мрачным, на лице проглядывались оттенки презрения; весь мир вопил об армянском вопросе, а теперь… когда армяне попали в тяжелейшее положение…никому и дела нет. Мерзость…

Повисло тягостное молчание. Неизвестно, сколько бы оно продлилось, если б в дверях не появился сотрудник посольства.

— Ваше превосходительство, некто Махмут бей просится к вам на приём!

— Кто? — Лущев едва не подпрыгнул в кресле, услышав это имя.

— Вы его знаете? — Зиновьев посмотрел на Лущева.

— Знаю. Это наш резидент. Долгие годы работает на нашу контрразведку. Не понимаю, как он решился прийти сюда. Если об этом станет известно, он и дня не проживёт.

Услышав этот ответ, Зиновьев кивнул головой сотруднику посольства. Тот ушёл, а через несколько секунд возвратился в сопровождении Махмут бея и сразу же вышел. Махмут бей был бледен и необычно взволнован. В руках он держал какой-то свёрток.

Лущев пошёл ему навстречу.

— Ты же сильно рискуешь, — начал было Лущев, но Махмут бей резко прервал его:

— Не время, господин полковник! — Махмут бей подошёл к столу, за которым сидел Зиновьев и положил на него свёрток.

— Здесь все документы, касающиеся планов Османского правительства в отношении армян. Мы передадим эти данные во все дип. консульства. В какие сможем — поправился Махмут бей. — Вы все будете знать, что произойдёт. И не говорите потом, что вы ничего не знали. Честь имею!

Махмут бей собрался выйти, но его остановил Лущев.

— Что произошло, Махмут бей? — негромко спросил он.

— Что? — переспросил Махмут бей. — А вы не знаете? К власти в нашей стране пришли палачи. И они собираются потопить страну в крови невинных. Они собираются повесить на нас клеймо убийц, изуверов и мучителей. Знаете, что сказал Энвер паша на совещании правительства? Привожу дословно: «В нашей стране не должно остаться ни одного христианина». Ещё сегодня до полуночи начнутся аресты. Они станут началом плана, разработанного Энвер пашой, Джемаль пашой и Талаат пашой, при участии практически всей верхушки страны, некоторых военных советников из Германии. Задействованы все, начиная от преступников, которыми спешно комплектуются отряды «четников», местного населения, которому раздаётся оружие, полиции и регулярных армейских частей. Всё, что будет происходить с сегодняшнего дня, — Махмут бей обвёл рукой комнату, — останется на нашей совести.

Он покинул кабинет посла столь же стремительно, как и вошёл. После его ухода, Зиновьев и Лущев развернули свёрток. Под свёртком находилась связанная стопка бумаг. Они развязали бумаги и разложили и на столе. При первом же взгляде на принесённые бумаги, оба побледнели. Они не верили тому, что видели.

— Господи, — едва слышно пробормотал Лущев, разглядывая бумаги, — мы даже отдалённо не представляли, что готовится. Я ошибался,…это не кровавая летопись Османской империи… нет, это преступление не имеющее себе равных в истории. Боже…

Зиновьев с Лущевым просидели до вечера, изучая документы, принесённые Махмут беем. Не раз за это время то у одного, то у другого вырывался прерывистый вздох. Они смотрели и сопоставляли. Изучали и запоминали. К концу оба выглядели совершенно измученными. Но, несмотря на это, следовало немедленно что- то предпринимать. Дата 24 апреля 1915 года, дата начала осуществления всех этих гнусных замыслов, стояла почти на всех документах. Это была сегодняшняя дата.

Оба, — и Зиновьев, и Лущев, — взяли некоторые из документов и, не сговариваясь, отправились в телеграфную. Там они некоторое время раздумывали, как лучше поступить, потом решили, что лучше информировать в первую очередь правительство о полученных сведениях. Они были слишком важны.