Роберт Святополк-Мирский: Дворянин великого князя

Посвящается:

светлой памяти моего дорогого отца;

Тамаре — с любовью;

Липе — с благодарностью.

«Опасаясь, однако, что новгородцы, могущественные на море и на суше, непомерно разбогатевшие за многие века, могут поднять против него мятеж, вступил он в Новгород со значительной силой как своего, так и наемного войска, затаив вначале свой замысел. А вскоре, захватив казну епископа, богатую несметным количеством золота, серебра и драгоценностей, ту, которую несколько столетий новгородские епископы друг другу в наследство передавали и тщательно берегли, триста новгородцев старейших, самых богатых и знатных казнив, все имущество и сокровища их в свою казну великокняжескую взял, а затем и весь Новгород, всех жителей его, обобрал в двух частях золотом, серебром и драгоценными камнями, оставив каждому лишь третью часть, которая одна, впрочем, большее богатство составляла, чем десять Венеции вместе взятых. Быть может, не захотят тому поверить потомки, но триста повозок, груженных одним золотом, серебром, жемчугом и другими ценностями, которые новгородцы в избытке имели, вывез он оттуда в Москву. Шла за ним, кроме того, несчетная вереница повозок с отборнейшими мехами, пурпуром, тканями и разного рода добычей. Столь громадным сокровищем обогащенный, стал он для всех окружающих народов грозным и опасным…»

Ян Длугош. «Хроники».[1] Фрагмент одной из последних глав многотомного труда, излагающего историю Польши, Литвы и Руси. Известно, что при описании современных ему событий знаменитый летописец и историк Ян Длугош пользовался только достоверными и проверенными сообщениями очевидцев этих событий. Описанное выше взятие Новгорода Иваном III имело место в 1478 году. Ян Длугош умер в 1480 году

Новгород Великий, февраль, 1478.

Великий Новгород пал.

Пал без борьбы и сопротивления, доверчиво распахнув ворота перед князем московским Иваном Васильевичем, который лицемерно и коварно обманул новгородцев, заявив, что пришел к ним с миром. В то, что случилось, нельзя было поверить, такое могло привидеться лишь в ночном кошмаре, но страшный сон стал явью, и даже самые буйные крикуны, что всегда драли глотки на вече, притихли и в домах затаились, боясь казать нос на улицу, где валялись промерзшие, окостенелые трупы — в городе царил мор, что зимой бывает редко, но тем годом навалилась, и эта беда на несчастных новгородцев — морозы стояли лютые, на целый аршин [2] Аршин, русская мера длины = 0,71 м. (Здесь и далее примеч. авт.) вглубь оледенела земля, да и боялись хоронить покойников: на всех углах жгли костры наезжие московские ратники, пили, пели, смеялись среди мертвецов, грабили потихоньку окрестные дома, останавливали всякого прохожего, требовали присяги на верность Москве, понуждали крест целовать великому князю Ивану — крест примерзал к губам — отрывали с кровавой кожей, кричали, юродствуя: «Вот истинная клятва!» — страшное время, жуткий час — неужто и вправду навсегда, на веки вечные, конец пришел батюшке Великому Новгороду — Господи, спаси и помилуй нас, грешных! Аминь…

Еще в январе, сразу после Рождества Господня, велели московиты очистить двор Ярославов, якобы для своего великого князя Ивана, хотя он туда так и не явился, — жил в стане военном под стенами города, всего лишь два раза въезжал в Новгород слушать обедню у Св. Софии и тут же, окруженный сильной охраной, спешил обратно, — говорили, мора боится, а может, были другие причины — кто знает? — да только вскоре за тем самое страшное и случилось: срубили московиты вечевой колокол новгородский в знак того, что отныне весь Новгород и земли его — неотъемлемая часть Великого Московского княжества, а потому не бывать больше обычаям старым да вольностям прежним, и даже пролетела молва, будто хотят тот колокол в Москву увезти.

Услыхав это, некие лихие люди новгородские стали собираться тайком по ночам и заговор затеяли: как бы это спасти да спрятать колокол — уедут, проклятые, снова повесим — не бывать в рабстве вольному городу! И вроде хорошо все задумали, и даже никто их не предал, что было удивительно, ибо много вокруг доброхотов [3] Доброхот — доброжелатель, также доброволец (шпион, разведчик, агент).