— А это последняя картина Ивана Константиновича, — показала вдова на незаконченное полотно. — Она называется «Взрыв корабля»…
Гость вздрогнул и резко обернулся.
Багровый столб пламени взлетал над палубой фрегата выше мачт. Так взрываются крюйт-камеры — пороховые погреба… Каперанг, не отрывая взгляда от картины, сделал несколько неверных шагов, лицо его исказилось, и он поспешно закрылся ладонями. Плечи с измятыми погонами задергались судорожно…
— Боже, вы плачете! — изумилась вдова.
В этом нечаянном сухом рыдании человек с нелепой фамилией оплакал все: и свою тридцатилетнюю флотскую службу — на редкость опасную и невезучую, и смертную тоску белого бега, и прощание с Россией — навечное, вещало сердце, и будущую безрадостную эмигрантскую жизнь в Лионе.
— Простите, сударыня… Нервы!
Он открыл лицо и долго вглядывался в полотно.
То была не просто картина, то была аллегория его судьбы, и он запоздало пытался постичь ее. «Взрыв корабля»…
Сквозь очертания парусника для него проступал иной силуэт: мощные орудийные башни, ступенчатый мостик, высокие трубы… и точно такой же огненный столб, разворотивший палубу… «Пересвет» — вечная боль его и укор.
Все корабли, которыми ему выпадало командовать, по злому ли року, по печальной ли прихоти морского случая, гибли.
«Рюрик» был затоплен по его приказу в Японском море. Крейсер «Жемчуг», бывший под его началом перед Первой мировой, нашел себе могилу в Индийском океане, дредноут «Измаил» — вершина его командирской карьеры — так и не был достроен. Наконец, «Пересвет», погребенный в Средиземном…
«Взрыв корабля»… Невольное пророчество художника. Айвазовский преподнес в дар Морскому корпусу свои картины в тот год, когда Иванов, еще без злополучной фамильной приставки, штудировал науки первого курса…
Москва. Январь 1982 года
Походный дневник командира «Пересвета» начинался со стоянки в японском военном порту Майдзуру, где корабль приводили в порядок перед полукругосветным походом, и обрывался в Порт-Саиде, в лагере для моряков, спасенных с погибшего «Пересвета». По-военному лапидарные и штурмански точные записи командира довольно объективно рисовали «поход и гибель линейного корабля „Пересвет“». Передо мной раскрывалась еще одна трагигероическая авантюра царского флота, отзывавшаяся эхом Цусимы.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА:«Как и кем была произведена приемка „Пересвета“, но она была совершена недостаточно серьезно, требовательно и внимательно… Зашпаклевавши и замазавши непроницаемым толстым слоем краски все дефекты, японцы привели их („Варяг“, „Полтаву“ и „Пересвет“. — Н. Ч.) во Владивосток, где состоялась передача, и наших многострадальных старых ветеранов вновь осенил славный Андреевский флаг».
О возможности взрыва на «Пересвете» говорили с первых же дней похода. Дело в том, что большая часть боезапаса была японского изготовления. Иванов-Тринадцатый писал: «В переданной портовым японским артиллерийским офицером инструкции относительно хранения японских порохов было указано, что необходимо постоянное и неослабное наблюдение за температурой боевых погребов, так как их порох имеет свойство сохранять свою сопротивляемость от разложения лишь до известной температуры, не помню сейчас точное количество указанных градусов, что-то около +40°, после чего он быстро начинает разлагаться и становится опасным для самовозгорания, почему на всех японских судах и береговых складах устроены специальные охладительные вентиляции, коих на нашем „Пересвете“ нет, и нам рекомендовалось очень внимательно следить за температурой в погребах и охлаждать их всеми возможными способами. Такая рекомендация сильно озабочивала старшего артиллерийского офицера, ибо хотя на судне у нас и имелась положенная вентиляционная система, но она брала лишь наружный воздух с той температурой, коей он обладал, и приспособлений охладить его не было; японцы предлагали поставить специальные рефрижераторы, но это задержало бы нас еще на порядочное время и стоило бы немалых денег, вследствие чего морским министром не были разрешены эти работы и было предписано уходить так, как есть. Пришлось немало поработать судовым парусникам для увеличения комплекта различных виндзейлей, дабы достигнуть максимума вентиляции всех нужных помещений, ну а для понижения температуры нам оставалась возможность обращаться в своих молитвах в небесную канцелярию».
Читать дальше