Энтони О'Нил - Шехерезада

Гарун аль-Рашид выглядел так, будто испытывал физические страдания от близящегося скандала, которого предпочел бы избежать.

Шахрияр, попавший в ловушку, попеременно чувствовал унижение и любопытство: с одной стороны, искал безобидное объяснение, некий чудесный способ спасения, с другой — гадал, что халиф скажет, как изложит дело, какое вынесет решение.

Однако вышло так, что он этого никогда не узнал, ибо — со сверхъестественной точностью выбрав момент, пока ни одно слово обвинения еще не прозвучало, — она явилась и спасла его.

Она.

Олицетворение ночных кошмаров. Та, которая никогда не выпустит его из своей хватки.

Явилась неизвестно откуда, на руках у могучего белозубого евнуха. Секунду назад их просто не было, и вот под всеобщие изумленные вздохи она встала на ноги под окном аудиенц-зала в просвечивающих одеждах девушки из гарема, осторожно опущенная обнаженным гигантом, скользнула по мраморному полу к мужу, символически охраняя его.

Словно никогда от него не отходила. Иронически улыбнулась, с насмешливой аффектацией дернула за ледяную руку, понимающе на него посмотрела.

— Твоя совесть вовремя вернулась, — властно шепнула она, обернулась к халифу с его людьми — разинувшими рты, опустившими мечи, — нахмурилась, как бы понятия не имея, что их удивляет и что их вообще сюда привело.

— С воздуха город выглядит еще великолепнее, — загадочно объявила она. — Воспоминания о его блеске останутся величайшим подарком, который я увезу домой в Астрифан.

Шахрияру, недооценившему масштаб своего потрясения, едва удалось стронуться с места, но вскоре он почувствовал, как его наполняет некая таинственная сила, заставляет ласково потрепать ее по плечу, выпятить грудь, представив халифу картину супружеского союза — согласия, — слишком священного, чтобы в нем сомневаться.

Хотя в тот же самый момент в душе наконец рухнули последние остатки сопротивления, силы вытекли до последней капли, свет в глазах померк, он все равно что умер. Сумел выдавить лишь бледную улыбку, признавая свое поражение.

— Все так, как всегда и должно было быть, — покорно пробормотал он.

И удалился, съежившись, чтобы готовиться к бесконечному пути домой, надеясь лишь на скорую смерть в своем царстве, которое даже в собственном воображении больше ему не принадлежит.

С момента последней встречи на официальном банкете халиф перебирал в уме целую гамму реакций на ее воображаемое присутствие, а теперь, когда она действительно стоит перед ним — не пролив ни капельки пота, издавая такое пьянящее благоухание, точно пряталась в какой-нибудь тайной комнате в банях, прихорашиваясь перед возвращением, — испытывал странное чувство: не равнодушие, не чрезмерное восхищение неземной красотой, а просто ограничился мыслью, что если сам с каждым биением сердца сознает свою смертность, то она сделана из материала покрепче плоти.

— Царица не пострадала? — спросил он наедине, подальше от придворных и уничтоженного Шахрияра.

— Я не была б человеческим существом, если б не чувствовала изнеможения, — призналась она, хотя вовсе не выглядела изнеможденной.

— Что сталось с похитителями?

— Все уничтожены, — сообщила она с безразличием сказочницы к незначительным проходным персонажам.

— Они… не оскорбили царицу? — Гарун чувствовал себя безнадежно неделикатным.

Видно, ее позабавило смущение халифа.

— Разве только мысленно. Больше я им ничего не позволила.

Она как будто заявляла, что ни на секунду не выпускала из рук контроля над ситуацией, а то и вообще сама задумала и организовала свое похищение. Гарун без всякого труда в это поверил, решив сменить направление беседы, затрагивая щекотливый вопрос о ее отношениях с царем Шахрияром.

— Супруг царицы…

— Что?

Он изо всех сил старался намекнуть потоньше.

— Боюсь, его действия и поведение вызывают определенные…

— Подозрения? — подсказала она, дугой выгнув бровь.

— Подозрения, — неуверенно согласился он. — Может быть, даже больше того. Во всяком случае, есть вещи, которыми царице следовало бы поинтересоваться.

— Речь идет о его роли в моем похищении, которая не столь невинна?

Он восхищался ее самообладанием, одновременно недоумевая, почему, если ей все известно, она с такой решимостью заняла свое место с ним рядом.

— Вот именно, — подтвердил халиф.

— Нечто подобное я уже переживала. И ожидаю в дальнейшем чего-то подобного.

— Я беспокоюсь за будущее царицы.