Валерий Шумилов - Живой меч или Этюд о Счастье Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста

Дождя еще не было, но ночное небо было совсем темным, – с вечера собирались большие грозовые тучи. Тогда еще никто не думал, что как некстати этот дождь, – никто не предполагал, что поднявшийся на защиту свободы народ способен разбежаться по домам из боязни промокнуть под дождем, от каких-то жалких струй воды, льющейся

с неба, – такого просто не могло быть…

Он поднялся по широкой роскошной лестнице и вступил в Генеральный зал заседаний, огромный, помпезный, монументальный, не в меру украшенный всевозможной республиканской символикой, словом, парадный фасад революционного Парижа. Его встретили радостными криками, почти овацией. Зал был переполнен. Сен-Жюст с легким удивлением отметил, что народу здесь было очень много, казалось, даже едва ли не столько же, сколько на площади. 572 члена Генерального совета Коммуны, присяжные Революционного трибунала, чиновники, какие-то военные, санкюлоты в красных колпаках – все были здесь. Это множество возбужденных лиц, мелькающее то тут, то там оружие, оживленный говор уверенных в успехе людей, не раз споривших с «законной властью», производили впечатление даже большее, чем недавно бесновавшийся Конвент. Мелькнула надежда на победу. Мелькнула и пропала… Он прогнал ее прочь. Прогнал, потому что уже не хотел ни верить, ни надеяться… Да и так ли уж нужна была ему и Робеспьеру победа? Потеря веры в людей вообще (а не только в их добродетели!) делала бессмысленной саму победу…

У входа в зал совещаний к Сен-Жюсту с радостным криком бросился Леба. Он был готов обнять своего друга, но не решился сделать этого, – лицо Антуана было белым и мертвым, всегда бесстрастный, сейчас он просто напоминал заведенный механизм, – и поэтому Леба только крепко по-римски сжал ему руку.

– Коммуна организовала Исполнительный комитет по руководству восстанием, – сказал Филипп, не отпуская его руки. В его голосе все еще слышалось некоторое замешательство. – Ты должен немедленно присоединиться к нам. Необходимо действовать. Наш единственный шанс – поддержка армии. Я только что отправил письмо командующему Саблонским лагерем.

– И подписал его, конечно, депутат Леба, – заметил сопровождавший их в зал совещаний маленький нервный Пейян, вышедший встретить Сен-Жюста и Дюма. – Не обольщайся, Филипп, никто из вас это еще не правительство, так, отдельные депутаты. Народ Парижа восстал, мы призвали к оружию секции, но армия может помешать нам. Только авторитет Робеспьера может склонить чашу весов на нашу сторону. А Робеспьер… Что с ним происходит? Вы должны расшевелить его, пока еще не поздно…

Войдя во второй меньший зал Ратуши, Сен-Жюст вместо приветствия только кивнул присутствующим и, пройдя в дальний угол стола, сел на поспешно поставленный для него стул и как будто оцепенел. Они не сказали с Робеспьером ни одного слова, но похоже было, что ни он, ни Неподкупный вовсе и не склонны были продолжать тот теперь уже бессмысленный разговор 7 термидора о диктатуре.

Робеспьер был подавлен. Временами он вытирал платком холодный пот, выступавший на покатом лбу. Чувствовалось, что он ждет каких-то слов от Сен-Жюста, что молчание и бездействие Антуана угнетает его, ибо оно говорило совершенно ясно: лучший тактик робеспьеристской партии уже считает, что все проиграно, что они, благодаря «силе вещей, о которых и не помышляли», уже фактически мертвы, что никакие тактические успехи не изменят ситуацию общего поражения, что бессмысленно сопротивляться и, значит, надо подчиниться Судьбе, перечеркнувшей их жизни, может быть, во имя исполнения какого-то другого высшего предназначения…

В этот самый момент и пошел дождь. Они сразу услышали внезапно прогремевший гром, почти немедленно заглушенный бодрым шумом хлынувших сверху потоков воды. На мгновение члены Исполнительного комитета примолкли, но потом бесполезные прения продолжились в той же лихорадочно-возбужденной манере пытаться сразу решать все и не решить ничего, – предложения одних немедленно отвергались другими: кто-то предлагал немедленно атаковать Конвент, кто-то требовал лично идти в секции, кто-то даже высказывал мысль о том, чтобы покинуть Ратушу и перебраться за город в расположение верных войск, если таковые бы обнаружились, но общий план действий никак выработать не удавалось. Все же какие-то распоряжения принимались: Сен-Жюст слышал, как Исполнительный комитет подтверждает прежний приказ арестовывать всех командиров Национальной гвардии и их адъютантов, зачитывающих в своих частях декреты Конвента;