Сергей Крившенко - Плавать по морю необходимо

Гончаров увидел мир на разных этапах его развития, и цивилизованные страны, и патриархальные, почти доисторические уголки земли, где сама природа благодетельна для человека. Покой и движение, деятельность и недеятельность. Что вносит человек?

И последние главы «Фрегата…» — это дальневосточные берега. Сибирская Русь… Сибирь видится Гончарову в особом переходном состоянии. Тут возникает образ Сибири исторической, с ее прошлым и будущим. И, разумеется, настоящим. Движение жизни не остановилось, прогресс хоть и медленно, но продолжается. «Развитая жизнь», «царство жизни духовной» где-то впереди. «Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни превращаются в жилые места…» И здесь параллель между чужим и своим обостряется: Гончаров приходит к мысли о «русском самобытном примере цивилизации…»

Рассмотрим дальневосточные и сибирские страницы путешествия несколько обстоятельнее. Подвижническое начало проявилось уже в самом факте путешествия Гончарова. Артистическая, созерцательная натура художника, по словам Гончарова, требовала покоя, уединения, независимости от сует дня («Это впоследствии называли во мне обломовщиной», — пояснил писатель в мемуарных записках «Необыкновенная история»), но та же натура требовала живых впечатлений, движения, умения преодолевать преграды. Сетуя на то, что у него не было средств, чтобы заниматься только своим делом, что приходилось дробить себя на части, Гончаров писал: «Чего только мне не приходилось делать! Весь век на службе из-за куска хлеба! Даже и путешествовал „по казенной надобности“ вокруг света… И все-таки, несмотря на горы и преграды, я успел написать шесть-семь томов!» («Необыкновенная история»). Путешествие, конечно, много открыло Гончарову.

Он еще с детства мечтал о таком вояже. И вот в возрасте сорока лет, уже известным русским писателем, автором романа «Обыкновенная история» и фрагмента «Сны Обломова», «из своей покойной комнаты он перешел на зыбкое лоно морей», оставил привычную жизнь, которая «грозила пустотой, сумерками, вечными буднями», и ринулся дорогой вокруг света. Уже в начале пути Гончаров задумался, как заменить «жизнь чиновника и апатию русского литератора энергиею морехода». Как вместить в душу «развивающуюся картину мира», где взять силы, чтобы воспринять массу великих впечатлений. И эта «дерзость почти титаническая» оказалась ему по плечу. «На море, кроме обязанностей секретаря при адмирале Путятине, еще учителя словесности и истории четверым гардемаринам, я работал только над путевыми записками, вышедшими потом под названием „Фрегат „Паллада““, — писал Гончаров в своей исповедальной „Необыкновенной истории“». Разработка замысла романа «Обломов», а также «Обрыва» уступила место очеркам путешествия. «Обе программы романов были со мной, — рассказывал там же Гончаров. — И я кое-что вносил в них, но писать было некогда. Я весь был поглощен этим новым миром, новым бытом и сильными впечатлениями».

А впечатлительной душе художника открывалось многое. Он, как мы уже сказали, побывал в Англии, перешел Атлантический океан, посетил остров Мадеру, обошел мыс Доброй Надежды, был в Сингапуре, Гонконге, Шанхае, на Ликейских островах, на Маниле, в Японии, дошел до русских берегов, обратный путь совершил через Сибирь.

Он первый из русских писателей своими глазами взглянул на дальневосточные русские земли и воды и написал о них в очерках (до этого читатели знали лишь записки и путевые очерки самих землепроходцев и мореплавателей).

Своеобразное художественное открытие миров Востока — главы «Русские в Японии», «Шанхай», «Манила». Особенно обстоятельно раскрыт противоречивый мир Японии [132] На этом подробно останавливается Е.А.Краснощекова в статьях: «Фрегат „Паллада“ как жанр» // Русская литература, 1992, № 4 и «Мир Японии в гончаровской Вселенной» (II т. журнала «Acta Slavica Japanica» (1993) на русском языке). .

В этих главах Гончаров описывает посещение острова Гамильтона, японского порта Нагасаки, плавание мимо корейского берега, а затем мимо Приморья к Императорской (ныне Советской) гавани. Гончаров пишет о ходе переговоров с японскими властями, которые всячески тормозили заключение торгового договора с Россией; интересны многие бытовые и пейзажные зарисовки (например, картина весеннего Нагасаки). Русские моряки по пути ведут большую работу: идет опись берегов, промер глубин, уточняются карты. 18 апреля прошли остров Цусиму. Гончаров углубляется в историю Кореи, размышляет о нравах народа, о развитии торговли. С большой симпатией отзывается о простых корейцах: «рослый, здоровый народ», «атлеты с грубыми смугло-красными лицами и руками», «домовитые люди». И хотя знакомство с жизнью корейцев происходит почти на ходу — состоялось и художественное открытие «мира Кореи». В русской литературе потом этот мир будет дополнен Гариным-Михайловским, Крестовским, но первым из русских писателей здесь был Гончаров.