Иван Басаргин - Дикие пчелы

– Вот варнак, а ить дай-то бог с таким схлестнуться, – заулыбались мужики.

– Такой не пропадет.

Осадил Устин Коршуна перед Саломкой. Она взялась за стремя, тихо сказала.

– Даже мертвого буду ждать. До свиданья, прощай не говорю!

Затарахтели телеги, взвился плач. Устин пустил Коршуна и скоро скрылся за пылью.

Федора Силова, вместо того чтобы призвать в армию, как только он появился дома, сразу же арестовали по подозрению в укрывательстве каторжан. Ванин не смог его отстоять. В карцере уже сидел Гурин, его тоже арестовал Храмов по подозрению. Прямых улик не было, но кто-то из Мякининых видел Силова и Турина с каторжниками.

Храмов кричал на Силова:

– Да пойми ты, это не просто каторжане, а это большевики! Будь то уголовники, плевать бы на них. Большевики – враги царя и отечества.

– Царю, может быть, они и враги, но отечеству вряд ли. А потом я не видел их.

– Гурин показывает, что ты их скрывал.

– Это уже бабский разговор, ваше благородие. Гурин таежник, ни за что он не скажет того, что не видел. А если бы и видел, то промолчал. Здесь тайга, пулю в спину запросто можно получить. Оттого наши люди так молчаливы. Вам тожить над этим надо подумать.

– Но ты же видел этих большевиков, ты всегда в тайге?

– Може, и видел, но ведь у них не написано на лбу, что они большевики. Люди с винтовками – может, охотники, а может, промышленники.

– Знаешь, Силов, твой отец большой здесь человек, но я не посмотрю на это, а буду пытать тебя, клещами вырывать правду.

– Пытайте, ваше дело служебное, – спокойно говорил Силов.

На счастье Федора, в Широкую падь приехал генерал Крупенской, чтобы перед уходом на фронт дать наказы Ванину да и глянуть своим оком, как идут дела.

Узнал, что Федор Андреевич взят под арест, бросился в Ольгу. Влетел в приемную пристава, закричал:

– Дурак, это работник самой царицы Марии Федоровны! Он ищет для нее руды, а ты посмел его арестовать.

– Ваше превосходительство, но ведь он связан с большевиками. Он…

– Молчать! Какие еще тут большевики? Это до конца наш человек. Выпустить, или я сейчас же свяжусь с губернатором, и будешь перед ним объясняться.

– Все уладим, ваше превосходительство. Сей минут Силов будет освобожден.

– Отпускай, да поживее, мне с ним поговорить надо.

Крупенской обнял Федора, вышли на крыльцо.

– Вот что, Федор Андреевич, тебя отбирают у нас, будешь работать с Анертом. Очень прошу, вы будете искать флюорит, из него вырабатывают удушливый газ, ищи те минералы, но присматривай и за другими рудами. Но об этом Анерту ни слова. Он работник Бринера, может перехватить у нас месторождение. Понял ли?

– Да, понял, ваше превосходительство.

– Все – на карту и Борису Игнатьевичу передавай. Поехали домой. С большевиками связался? Так ли это?

– Пустое, Храмов подумал, а другие подхватили. Там сидит еще Гурин из Божьего Поля, он тоже много помогает, так замолвите за него словечко. Храмов с дури может и в тюрьму отправить.

– Освободит. Трусливый парень. Обожди меня, вызволю и Гурина.

В Широкой пади переполох. Шли на войну все сыны Андрея Андреевича: Николай, Анкидин, Трофим.

– Как же без них-то буду? – разводил руками перед генералом Силов.

– Так вот и будешь. Война. Нет, нет, не смогу я их спасти от мобилизации. Придется сократить часть работ, – спокойно говорил генерал. – Наклепаем немцам, тогда снова начнем разворачивать дело. А пока… Могу одно обещать, твои сыны – мастеровые, пойдут в запасные и будут работать на заводах. Ну мне пора, генералы должны воевать. Прощайте! Борис Игнатьевич, займись составлением карт, потом все пригодится. Тронули!

В Божьем Поле, как и везде по всей России, – стон и плач. Тянутся телеги на сборные пункты, стонут бабы, до боли в скулах сжимают зубы мужики. Беда тронула всех, никого не обошла.

Уходили парни и мужики на комиссию в Ольгу. А там усатый фельдшер давил на животы, хлопал по крутым плечам, кричал:

– И этот годен служить царю и отечеству!

Подошла очередь Федора Козина. Фельдшер долго смотрел на него, хмыкал, колотил маленькими кулаками по груди, по спине, которая была похожа на дно широкой лодки. Этакая спокойная и уютная спина. Давил пальцами упругие мышцы, сердито топорщил усы. Затем восторженно заметил:

– От ить дал бог красотищу и силищу! А все может стать в одночасье комом мяса. Понимаешь ли ты, парнище, комом мяса? Ничем, стало быть!

Отошел от Козина на несколько шагов, будто хотел полюбоваться богатырем.