Иван Басаргин - Дикие пчелы

– Подумаю. Заманчиво. А ежли я тебе дам двести тышш, то двадцать процентов пая получу?

– Знамо. Еще шире дело поставим. Здесь будет город. Скоро будет город. Потому не надо зевать. Кто первый, тому и самый смак, чтобы со дна погуще да сверху пожирней.

– А, черт, хитер же ты, Ванька!

– Так по рукам, Андрюха!

– Подумаю. Еще кто будет в нашей кумпании?

– Есть люди, несколько человек из города.

– Вечерком забегу. Может, и войду в ваше общество.

– Ну вот, сам Силов двести тысяч подбросит. Закрутим мы тут дело, – усмехнулся Пятышин, когда ушел Силов.

– Правда, будет магазин и бардак?

– На кой ляд? Все деньги в помощь беглым, на революцию.

– Но ведь тебя могут за такое на каторгу сунуть?

– За двести тысяч можно и на каторгу сбегать, а потом скоренько вернуться. Были бы друзья – никакая каменная стена не удержит. Жду ночью.

Баба Катя лечила Арсе и Федора. Был жаркий июньский день. Где-то горела тайга, пахло гарью. Пересохшая Каменка едва журчала по камням, убавила свой голос речка Нежинка. Поникли листья на деревьях. Вороны, сороки, ронжи угомонились и сидят на вершинах деревьев, ждут прохлады.

Первым очнулся Федор Силов. Опухоль спала с его тела. Прошел страшный зуд. Легко вздохнул, открыл глаза и долго морщил лоб, вспоминал что-то. Пахло травами, мытым полом. Пять дней баба Катя не отходила от болящих.

– Ну вот, один оклемался. Скоро и второго вытянем.

– Вспомнил. Это я у вас. Позовите побратимов, пожалуйста.

– Как же я их позову, касатик, ить они сразу же ушли на пантовку. Сказали, что будут пантовать на «кислой воде».

– Как там Арсе, мой верный друг?

– Жить будет. Хлипче он тебя, да и меньше у него кровей. Придут крови, розоветь стал. Поесть? Да счас, ешь больше, в едоме сила и здоровье.

Побратимы заехали в Божье Поле. Ни разу здесь не были. Их встретили как добрых друзей. Козин завел к себе. И они враз остановились. Им навстречу шел Черный Дьявол. Хмуровато смотрел на пришельцев, потянул в себя воздух, вильнул хвостом.

– Буран! Буранушко, – бросился к Дьяволу Роман Журавлев.

Буран дал себя обнять, поласкать, затем каждого обнюхал. Журавушку он любил больше всех, поставил лапы ему на грудь, лизнул в жидкую бороду.

Федор рассказал, как он нашел и спас Черного Дьявола.

– Теперь вот живем душа в душу. Помог в пантовку здорово. Деньгой завалил. За две недели добыл пятнадцать пантачей. Наш купец-молодец даже вызвал пантовара. Примает сырьем. Деньги сразу на кон. Панты нонче в цене.

– Давно ли он у тебя?

– Всего третью неделю живет. А уже сдружились, что и на шаг не отстает. Понятливый пес. Заживу я с ним.

– Надо думать. Макар Сидорыч говорил, что ему только покажи след, того в тот день и промышлять будет. Береги, пес золотой, – тихо, вспоминая прошлое, говорил Устин. – Где жил Безродный?

– А вон его двухэтажный дом. Расскажи, что там стряслось с Груней?

Устин коротко рассказал, ничего не утаивая, и то, что он ее полюбил, что дрался за Груню в суде, и то, что она удавилась.

– Я в ее смерти виноват. Звала она меня за собой – не пошел.

– Меня тоже звала. Душа наша мужицкая тому виной: мол, была уже замужем, вдова, зазорно, то да се. Глупари! Будь жив дед Михайло, тот присоветовал бы что и как. Царство ей небесное, – перекрестился Устин. Федор тоже осенил себя никонианской щепотью.

Оба вздохнули. Петр и Журавушка молчали.

Вечером пришел Гурин. Едва перехватил вяленого мяса и тут же засобирался. Сказал:

– Вы трогайте в сторону Кавалерова, скажите Федору Силову, что поехали пантовать на «кислую воду». Не надо пока ему все знать. За деревней Сяхово меня обождите, оттуда сразу и двинемся на Устиновку. Там наши друзья сидят. Козин привез винтовки, прихвачу. Ну с богом!..

Тропа змейкой вилась по долине. Ярясь, кричали гураны. Их в этой долине было много. Наутро всадники свернули к ключу у перевала. Проехали по ключу верст пять. Пахнуло дымком, Коршун призывно заржал. Послышался чей-то вскрик, топот ног, треск чащи.

– Свои, это я, Гурин! Не разбегайтесь, друзей вам везу!

Шишканов обнял Устина, Петра, Журавушку. Радостно улыбнулся. Выдохнул:

– Верил я вам, не ошибся. Ну, Семка, не смотри чертом, за нами приехали.

– Жду, когда ты ослобонишь мне место, – усмехнулся Семен Коваль. Тоже крепко обнял побратимов, перецеловал.

– А этот, косматый да черный, тоже удрал от каторги, Гаврил Шевченок. Гаврил, знакомься, ты что-то хотел рассказать Устину?

– Расскажу, да и привет передам от милого дружка, – широкий и лапастый Гаврил с силой хлопал по рукам побратимов, знакомился.