Сергей Афанасьев: Перстень Аттилы

Девушки переглянулись и таинственно улыбнулись друг другу.

— То есть как раз для нас — шестерых? — переспросил Аэций.

— В пьесе событий и действующих лиц конечно больше, но мы решили ее несколько урезать. Принимается? Нет возражений?

Никто не возражал, тем более, что в таких играх юношам еще не доводилось принимать участие, и как все это будет выглядеть понимал только один опытный Аэций.

— Как будем делить роли? — спросил он у высокородной Элии.

Она повернулась к Валерии.

— У тебя есть какие-нибудь пожелания? — спросила она, словно на что-то намекая.

Девушка отрицательно покачала головой.

— Ну тогда — жребий.

Кареглазая рабыня, снова лукаво улыбаясь, принесла шесть счетных палочек. Аэций нацарапал на них инициалы ролей, разложил на столе на две кучки — мужские и женские — и тщательно перемешал каждую кучку отдельно.

Первым, пожав плечами, вытянул палочку Теодорих, и ему выпала роль чудовища. (А какое будет у меня оружие? — тут же спросил он). Аэцию выпало быть Юпитером. Элия под общий смех и негрубые замечания — Венерой, Аттила — Камиллом, Валерия, соответственно, Ливией, а Рус — Аполлоном.

Вдоволь посмеявшись и поглядев друг на друга уже в качестве персонажей, девушки, в сопровождении все той же остроглазой рабыни, удалились переодеться к игре, и парни остались одни, приставая к Аэцию с просьбой растолковать, что же надо им делать.

Девушки, между тем, переодевшись в легкие хитоны, тщательно уложили складки, которые являлись предметом особой заботы модниц и многое что обозначали для сведущих лиц.

Наконец все кое-как разместились на ложах. Начали со сценки спора богов.

Аэций, с венком на голове, свесив ноги, с глупым видом уставился куда-то вниз. Скорее всего — на свои сандалии.

— Посмотрите, как мучается вон тот бедолага! — начал он неторопливо.

— Какой, о лучезарный? — игриво спросила Венера-Элия, слегка прижимаясь к нему и заглядывая в ту же сторону из-за его спины.

— Да вон тот, темноглазый, — сказал новоявленный Юпитер и, взяв со стола яблоко, кинул его куда-то в глубь сада. — Видишь, затылок чешет.

Все засмеялись и Аттила на всякий случай смешно почесал себе голову.

— А-а-а, этот, — беззаботно произнесла Венера, непринужденно усаживаясь к Юпитеру на колени. — А я не верю ему. И вообще — всем мужчинам верить нельзя. Так же легко он увлечется и какой-нибудь другой, более смазливой мордочкой, — сказала она и приглашающе посмотрела на Руса.

Поняв, что пора и ему принять участие в споре, юноша, предварительно кашлянув, собрался.

— Ну, я тоже не верю в их любовь, — хрипло проговорил он, покраснев и стараясь не смотреть на Валерию, и вообще ни на кого, произносил куда-то в дальний угол сада. Все засмеялись — впрочем, как и над всеми другими репликами.

— Дети мои, — произнес Юпитер-Аэций, делая до смешного удивленное лицо. — Какие вы все-таки у меня циники!? Лучше спускайтесь-ка на Землю и испытайте их. Удастся соблазнить — я его накажу, ну а вас — награжу. А не удастся — так и быть, помогу этому бедолаге.

Элия тут же гибко спрыгнула с колен Юпитера и странно улыбаясь стала приближаться к Аттиле, так что он на какое-то мгновение опешил и остолбенел. Руса кто-то в это время в спину подталкивал к улыбающейся сквозь легкое смущение Валерии.

И тут Элия вдруг замерла.

— Если мы все будем делать одновременно, — сказала она, — останемся без зрителей. Предлагаю сценки соблазнений разыграть по очереди. Начнем с Ливии, — и с этими словами, улыбаясь, она вернулась на ложе и на правах дочери уселась возле Аэция.

— Просим-просим, — похлопал Аэций.

И Рус с серьезным лицом осторожно приблизился к девушке. Лицо Валерии, хоть и улыбалось, но тоже было залито краской.

— Э-э, — протянул Рус. — Прекрасная Ливия, можно составить вам компанию в этом саду? — несмело проговорил он.

— Вообще-то она в заточении, — тихо подсказал ему кто-то, и Рус смутился еще больше.

— Это не самое главное, — махнула рукой Элия. — Все нормально, — ободряюще кивнула она Русу, — продолжайте.

Ободренный поддержкой, Рус еще ближе приблизился к Валерии.

— Нет нельзя, — ответила Валерия вдруг пересохшими губами.

А возлежащий на ложах народ в это время покатывался со смеху от одного только их вида.

— Да обними ты ее, не стесняйся, — подсказывали робкому Аполлону. — Это же театр. Тут можно все — в рамках приличия.

Рус покраснел еще больше и послушно и неловко обнял девушку за тонкую талию. Она тоже покраснела, но продолжала улыбаться.