Роберт Виппер - Иван Грозный

В казанском и астраханском походах Ивана IV (1552-1556 гг.) пешие артиллеристы – "стрельцы", – пока еще немногочисленные, образуют, однако, важную силу. В завоевании Сибири Ермаком пищальники сыграли решающую роль против многочисленных туземцев, незнакомых с огнестрельным оружием. Осада и взятие крепостей – штурм Белграда (1521 г.) и осада Вены турками (1529 г.), взятие Казани Иваном IV (1552 г.), двукратное падение Полоцка, переходившего из рук Литвы к Москве (1563 г.) и обратно (1579 г.), яростные атаки русских на Ревель в течение Ливонской войны (1558-1582 гг..), осада Баторием Пскова (1581-1582 гг.) – составляют характерные и знаменитые эпизоды военной истории того времени. Одно из самых эффектных изобретений – подкоп под городские стены, взрываемые порохом, – решило в 1552 г. участь Казани.

Можно было бы ожидать, что в борьбе со страшным врагом общий интерес объединит все восточноевропейские государства. Однако между ними возникало больше трений и соперничества, чем налаживалось союзов и согласия. Дания, Пруссия, Ливония, Польша, Литва, Австрия, Венгрия, Москва (через Новгород и Нарву) стремятся урвать свою долю в золотой добыче, прибывающей из Индии и Америки. Чуть ли не главной целью внешней политики становится приобретение торговых монополий и преимуществ, захват морских портов и проливов.

В политике государств Восточной Европы составлялись своеобразные пары, которые то соединялись, то расходились. Австрия сближалась и соперничала с Венгрией, Польша с Литвой, Литва с Москвой. Постоянно скрещивались в этих группах династические притязания. Принцы германского императорского дома выступали претендентами на польский престол; польско-литовские Ягеллоны искали корон венгерской и чешской, входивших в круг владения австрийских Габсбургов; московский царь, считавший себя законным властителем "всея Руси", выставлял свою кандидатуру в Литве, которая обладала половиной русских земель. В свою очередь эти притязания вели к соперничеству Москвы с Польшей и вместе с тем к союзу московской династии с другим противником Польско-литовского государства – австрийскими Габсбургами, а этот союз далее открывал пути в Москву интернациональной политике римской папской курии.

Сложный клубок международных отношений в XVI веке опутал сетью европейские государства. Можно сказать, что со времени падения Византийской империи (1453 г.) дипломатия становится в Европе искусством по преимуществу. Правительства выбирают для отправки в миссии к чужим дворам людей особенно бывалых, обладающих различными техническими сведениями: от них требовали подробных известий не только о планах и намерениях высших сфер того двора, при котором они были аккредитованы, но и о внутренней жизни страны: о занятиях и нравах народонаселения, о богатствах страны и уровне производства, о борьбе партий. Усиленный спрос на умелых дипломатов создал особую школу и науку. Послы и агенты при миссиях в XVI веке – часто выдающиеся бытописатели, географы, этнографы, историки, публицисты, психологи-наблюдатели. Таковы Герберштейн и Флетчер, сочинения которых рисуют обстоятельную картину Московского государства в начале и в конце XVI века.

Так как на Западе это была эпоха гуманизма, увлечения образцами античного мира, усиленного изучения греко-римских авторов, то естественно встретить в литературе путешествий и описаний блестки классицизма. Преклонение перед греко-римской древностью проникает, однако, и в Москву: при дворе Ивана IV мы встречаем весьма неожиданную генеалогию – государи московские выводят свой род от легендарного Пруса, брата кесаря Августа. В данном случае ученые, придумавшие эту родословную, оказали неоценимую услугу самодержавию, высоко поднявши имя и авторитет московского государя над остальными европейскими королями и правителями.

Среди нового политического мира Европы московскому правительству приходилось развернуть не только военно-административные таланты, но также мастерство в кабинетной борьбе. Грозный царь, его сотрудники и ученики с достоинством выдержали свою трудную роль. У них своя ученость, свои предания, свои оригинальные способы доказательства. Они, правда, держались более старой школы "византийского письма", не знали еще лоска светской рационалистической науки, проникшей в западные университеты из литературно-гуманистических кругов, но, когда надо было, умели настойчиво защищать права и притязания своей державы, причем орудовали историческими ссылками и свидетельствами старых летописей с таким искусством, каким, пожалуй, не владел никто больше в Европе.