В. Кобрин - Иван Грозный

Наконец, в 1580 году царь Иван женился в седьмой раз на Марии Федоровне Нагой, племяннице Афанасия Федоровича Нагого, опричника, близкого ко двору. Этой жене суждено было родить царю сына - несчастного царевича Дмитрия, трагически погибшего в Угличе в 1591 году, и пережить мужа.

Семь или даже "всего" шесть (если не считать формальной женой Василису Мелентьеву) браков - факт невероятный не только для царя. Думается, это был единственный случай в средневековой России за несколько столетий.

Личная жизнь царя складывалась неудачно не только из-за множества браков. Не считая умерших во младенчестве детей, у него было трое сыновей: Иван и Федор от Анастасии и Дмитрий от Марии Нагой. Старший Иван был очень похож на отца: был жесток, вместе с царем рубил головы опальным. Не отставал он от отца и по части браков: ко времени седьмого брака царя Ивана 30-летний царевич был женат уже третий раз. Однажды отец и сын праздновали свои свадьбы вместе.

Царевич был, как и его отец, хорошо образован, начитан и мог при случае выступить как литератор: написал новую редакцию одного из житий святых. Короче, Иван Иванович был достойным наследником своему отцу. Но 9 ноября 1581 года царь жестоко избил сына, а через десять дней царевич умер.

Смерть наследника престола вызвала недоуменную разноголосицу у современников и споры у историков. Порой находят разные политические причины этого убийства. Говорят, что царь боялся молодой энергии своего сына, завидовал ему, с подозрением относился к стремлению царевича самому возглавить войска в войне с Речью Посполитой за обладание Ливонией. Увы, все эти версии основаны только на темных и противоречивых слухах.

Похожа на правду (но тоже не может быть ни проверена, ни доказана) другая версия: царевич заступился перед отцом за свою беременную жену, которую свекор "поучил" палкой. Ясно одно: царь не имел намерения убивать сына. Он был в отчаянии от гибели наследника и даже сам наложил на себя тяжкое для властолюбца наказание: несколько месяцев именовал себя не царем, а только великим князем.

Итак, теперь наследником престола стал Федор, ширококостный карлик с маленькой головкой и огромным носом. Официальная легенда создала образ Федора как царя, быть может, не слишком умного, но зато почти святого, "молитвенника" и "печальника" за свою землю. Этот образ опоэтизировал А. К- Толстой в своей великолепной драме "Царь Федор Иоаннович". Однако он же в сатирической "Истории Государства Российского от Гостомысла до Тимашева" иначе характеризовал немудрого властелина России:

За ним царить стал Федор,

Отцу живой контраст;

Был разумом не бодор,

Трезвонить лишь горазд.

Шведский же король в 1587 году говорил о Федоре, что "русские на своем языке называют его "durak". О том, что царевич патологически неумен, царь Иван, разумеется, знал лучше, чем кто бы то ни было. Неограниченную власть в огромном государстве Иван Грозный оставлял человеку, который просто не мог править - ни хорошо, ни плохо, никак.

Обстановку в стране и при дворе в последние годы жизни царя хорошо рисует слух, записанный в Пискаревском летописце.

Однажды, памятуя старую истину, "что у трезвого на уме, то у пьяного на языке", царь Иван созвал в царские палаты приближенных и крепко их напоил: "...жаловал без числа своею царьскою чашою, и чашником безпрестанно носити и пойти". Одновременно царь приказал "их речи слушати и писати тайно". Однако результаты этого сыска разочаровали царя.

Подпившие придворные не говорили о политике, а принялись "всяким глумлением глумитися: овии стихи пояше, а овии песни вспевати и собаки звати, и всякия срамныя слова глаголати". Прочитав "список речей", царь очень удивился, "что такия люди разумныя и смиренныя" из его совета говорят "такия слова простыя", и не отказал себе в удовольствии показать протрезвевшим приближенным их "речи". В свою очередь, "они сами удивишася сему чудеси".

Конечно, жаль, что этот "список речей" (если он в самом деле существовал) до нас не дошел. Это был бы источник исключительной ценности для специалистов по фольклору и истории языка. Но все же царь и бояре напрасно удивлялись: чуда не произошло. Селекции опричных и послеопричных лет не прошли даром, выработалась новая порода людей, окружающих трон. В живых и на свободе могли сохраниться либо те, кому наплевать на все, кроме чаши с вином, собак, срамных слов и песен, либо те, кто и в пьяном виде умеет крепко держать язык за зубами.