Михаил Старицкий - Молодость Мазепы

Несколько минут Мазепа не мог оторвать глаз от этой мрачной, величественной картины; наконец, он перевел свой взгляд на Марианну.

Она стояла к нему в пол-оборота и, опершись рукой о перила площадки, очевидно также любовалась раскрывшеюся перед ними картиной; глаза ее смотрели вдаль на синеватые зубцы соснового бора, окружавшего горизонт, холодный ветер свевал со лба тонкие пряди прямых черных волос, губы ее были плотно сомкнуты, на лице лежало гордое и властное выражение.

Погруженная в свои мысли, Марианна словно забыла о присутствии Мазепы.

— Какое отменное место для замка! — произнес Мазепа. — Натура как бы нарочито устроила такое неприступное место.

— Это правда, оно и само по себе было хорошо, но мы еще много исправили его и сами, замок теперь действительно неприступен, да и дорогу к нему не всякий отыщет, — ответила Марианна, повернувшись к Мазепе, — но нам и нельзя жить иначе, — пояснила она, — отец стареет, а ворог ведь не спит.

— А если отца не станет?

— Что ж, все в воле Божьей.

— Неужели же ты думаешь оставаться здесь одна?

— Я не одна, у нас есть своя «компания», казаки все преданы мне.

Мазепе захотелось познакомиться еще ближе с этой странной девушкой.

— Скажи мне, Марианна, если это только не тайна, обратился он к ней, — давно вы живете так?

— Нам не в чем крыться, — ответила девушка, — живем мы здесь с тех пор, как Бруховецкого избрали на гетманство. Отец мой поставлен был полковником еще самим гетманом Богданом. Он был с Богуном, Кривоносом и другими против «єднання», но Переяславские пакты и слово самого гетмана успокоили его. Когда же после смерти гетмана Богдана на гетманство стали вступать всякие предатели и «зрадныкы», отец мой громко вопил против них; также противился он, не скрываясь, и избранию Бруховецкого, но хитростью и коварством Бруховецкому удалось достичь своего; тогда он первым делом отставил отца от войска и велел отдать свой полковничий пернач, но отец ответил ему: «От того войска, в котором ты стал головою, я сам ухожу, но пернач, врученный мне самим гетманом Богданом, не отдам его конюху». Бруховецкий хотел тут же схватить батька, но побоялся казаков, так как все казаки любили батька. И вот с тех пор и живем мы в нашем замчище. Сколько раз уже пробовал Бруховецкий поймать батька, да боится наступить на нас с войсками открыто, а тайно, «зрадныцькым» своим обычаем, — не может взять.

— Но скажи же мне, Марианна, вот отец твой говорил, что Бруховецкий ищет и тебя: как же ты не боишься удаляться так далеко, как вот в тот раз, от замка?

— Потребы вызывают меня.

— Все это так, но если в замке ему трудно добыть вас, то в лесу или в поле это не составит большого труда.

— Мы остались здесь, на левом берегу, не для того, чтоб только уберечь свою жизнь в этом неприступном замке, — ответила гордо девушка, — а для того, чтобы спасать жизнь отчизны.

— Одначе, — возразил Мазепа, — если искушать так фортуну, то отчизна может остаться без верных детей.

— А если каждый из нас станет думать об этом, то она останется навеки со связанными руками. Вспомни, казаче, ты сам мне говорил подобные слова вчера, когда я уговаривала тебя не ехать к Бруховецкому, — улыбнулась девушка.

— Так, Марианна, но ведь для этого есть казаки, закаленные в битвах, а девушка…

— Разве мать должна быть сынам дороже, чем дочерям? — перебила его Марианна, устремляя на него вспыхнувший взгляд. — Когда душегуб наступает на горло матери, тогда и дочери вместе с сынами бросаются на защиту ее. Украинки всем доказали это и в Буше, и в Трилисах [27] В Буше и в Трилисах остались во время восстания Хмельницкого одни женщины и, упорно защищаясь, погибли все, но не сдались полякам. .

— Ты права, Марианна, — согласился Мазепа, — но вот ты говоришь о матери, а твоя мать…

— У меня ее нет! Она погибла с другим жиноцтвом в Трилисах, но если бы она и была жива, она бы не остановила меня никогда, как не остановила 6 и я ни своих сынов, ни своих дочерей!

Каждое слово девушки увлекало Мазепу все больше и больше. Он видел много мужественных и отважных женщин, его собственная мать своим мужеством превосходила многих, но подобной Марианне он не встречал никогда. И невольно, не замечая того, поддавался он обаянию всего ее страстного и гордого существа.

А Марианна продолжала между тем:

— Да, не остановила б и своего единого сына, если бы жизнь его нужна была для блага отчизны. Вот вчера, пока я еще не знала, зачем ты хочешь ехать к Бруховецкому, я сказала тебе — не езди, а теперь говорю — поезжай! Говорю — поезжай, хотя и знаю, что там ты можешь погибнуть. Только об одном я хотела просить тебя: обещай мне, что на обратном пути ты заедешь к нам.