Впоследствии я попал в артистические круги Берлина, который тогда был интеллектуальной столицей Европы. Я посвятил свою жизнь литературе и театру. Берлин смеялся, пел и плясал до упаду, но легкомысленная столица не видела, как страждет Германия вокруг нее. Плоды отчаянного положения старались собрать коммунисты и национал-социалисты. Я же в те времена мало интересовался политикой. Ради заработка учителя иностранных языков я перебрался на жительство в Швейцарию. До сих пор помню, как я тогда был несчастен. Жизнь моя была угрюмой и тусклой, а я хотел добиться успеха, показать миру, как я талантлив и как много знаю. Увы: из газет, куда я посылал свои рассказы, я получал только отрицательные ответы. Чтобы переломить судьбу, непременно нужно было уехать.
Я приехал в Париж, и все переменилось. Я стал завсегдатаем «Клозри де Лила» — кабачка, в котором тогда встречались все умные люди, заехавшие в Париж. Там мне случилось встретить Мориса Магра, знаменитого писателя из Тулузы. Он с восторгом рассказывал мне про катаров, и прежде всего — про их тайны, до сих пор не нашедшие объяснения.
Благодаря Морису Магру мне посчастливилось побывать и у очаровательной графини Пюжоль-Мюрат в ее замке Лаланд. Графиня сказала мне, что у нее в семье были и вестготы, и катары. Однажды за ужином у нее собралось несколько друзей; она рассказала, что происходит по прямой линии от Эскларамонды де Фуа — великой героини катаров. Графиня шепнула мне, что видела во сне, как ее прародительница бродит по стенам крепости Монсегюр. После этого я стал истинным поверенным графини, поселился у нее. Днем я фотографировал, а вечером в специально для того устроенной темной комнате мы проявляли снимки. Однажды, держа меня за руку, она взяла с меня клятву продолжить ее дело — вернуть ее предкам доброе имя. Я взглянул ей прямо в глаза, как рыцарь, приносящий присягу, и решился пойти в своих поисках до конца.
Преданной тебе
Отто Ран.
«За горячими ваннами»…
Место встречи было назначено не слишком точно, но Ле Биан такими мелочами не смущался. Он побыстрей допил кофе — не то можно и опоздать. Историк смирился с тем, что сегодня ему не удастся полюбоваться, как Мирей обслуживает посетителей, делая вид, что не слышит команд хозяйки.
Чтобы не раскрывать, с кем и где он встречается (да и потому, что игра ему нравилась), Ле Биан шел как будто наугад, словно блуждая по деревенским переулкам. И это была совсем не лишняя предосторожность. С тех пор, как историку подложили в книгу письмо, у него было впечатление, что за ним все время следят. Подходя к зданию горячих ванн, он не удержался от мысли, что пора бы уже и домой. Неделя каникул подходила к концу, и чтобы успеть в коллеж вовремя, к понедельнику, с учетом всех пересадок на железной дороге выезжать надо было уже завтра рано утром.
Что такое «за горячими ваннами» было и впрямь не совсем понятно: помпезное здание стояло у самой горы. С тем же успехом, чтобы попасть на место встречи, можно было попытаться влезть на отвесную скалу. Ле Биан посмотрел на вершину и окончательно убедился, что для гор не создан. Как истый нормандец, он больше любил умеренную холмистость и спокойную морскую даль.
Историк посмотрел на часы. С тех пор, как незнакомец назначил ему встречу, прошло ровно двадцать шесть минут. Немного поразмыслив, он твердо уверился: то был эмиссар, посланный Филиппой. Возможно, письмо, подсунутое в книгу Рана, было предвестником этой встречи. Ле Биан улыбнулся. Он продвигался в своих разысканиях все дальше — теперь он уест Жуайё, который не верил в звонок от катаров. Еще немного обдумав эту радостную мысль, он посмотрел на часы вновь. Незнакомец опаздывал уже на две минуты. Ле Биан забеспокоился: появилось смутное чувство, что случилось несчастье. Он сам не знал почему, но был уверен, что этот человек, которого он видел в первый раз, опоздать не может.
Ле Биан вошел в густые заросли, разросшиеся за зданием ванн. Шум ручья неподалеку заглушал звук его шагов. Как далек он был от всего мира в этой деревушке Юсса — и как в то же самое время все ему здесь казалось уже родным и привычным! Ле Биан сделал еще несколько шагов, и тут его внимание привлек непривычный звук. Это было не журчание текущей воды, не мяуканье кошки, которая гонится за землеройкой. Нет — это было больше похоже на слабый стон; чем дальше Ле Биан шел, тем ясней он слышался. Историк ускорил шаг, и вскоре сомнения пропали: здесь совсем неподалеку стонал человек.
Читать дальше