Дмитрий Мережковский - Юлиан Отступник

Ему снились тучи, снежные горы; где-то внизу, должно быть, в бездне, шумело море. Он увидел огромное тело; ноги и руки были прикованы обручами к скале; коршун клевал печень Титана; капли черной крови струились по бедрам; цепи звенели; он метался от боли:

— Освободи меня. Геркулес!

И Титан поднял голову; глаза его встретились с глазами Юлиана.

— Кто ты? Кого ты зовешь? — с тяжелым усилием спросил Юлиан, как человек, говорящий во сне.

— Тебя.

— Я — слабый смертный.

— Ты -мой брат: освободи меня.

— Кто заковал тебя снова?

— Смиренные, кроткие, прощающие врагам из трусости, рабы, рабы! Освободи меня!

— Чем я могу?..

— Будь, как я.

Тучи потемнели, заклубились; гром загудел вдали; сверкнула молния; коршун взвился с криком; капли крови падали с его клюва. Но сильнее грома звучал голос Титана:

— Освободи меня. Геркулес!

Потом все закрыли тучи дыма, поднявшиеся с треножника.

Юлиан на мгновение очнулся. Иерофант спросил:

— Хочешь видеть Отверженного?

— Хочу.

— Смотри.

Юлиан опять полузакрыл глаза и предался легкому очарованию сна.

В белом дыме появились слабые очертания головы и двух исполинских крыльев; перья висели поникшие, как ветви плакучей ивы, и голубоватый свет дрожал на них.

Кто-то позвал его далеким, слабым голосом, как умерший Друг:

— Юлиан! Юлиан! Отрекись во имя мое от Христа.

Юлиан молчал. Максим прошептал ему на ухо: «Если хочешь увидеть Великого Ангела, — отрекись».

Тогда Юлиан произнес:

— Отрекаюсь.

Над головой видения, сквозь туман, сверкнула утренняя звезда, звезда Денницы. И Ангел повторил:

— Юлиан, отрекись во имя мое от Христа.

— Отрекаюсь.

И в третий раз промолвил Ангел уже громким, близким и торжествующим голосом: «Отрекись!» — и в третий раз Юлиан повторил:

— Отрекаюсь.

И Ангел сказал;

— Я— Денница. Я— Звезда Утренняя. Приди ко мне.

— Кто ты?

— Я — Светоносный.

— Как ты прекрасен!

— Будь подобен мне.

— Какая печаль в глазах твоих!

— Я страдаю за всех живущих. Не надо рождения, не надо смерти. Придите ко мне. Я — тень, я — покой, я — свобода.

— Как зовут тебя люди?

— Злом.

— Ты — зло!

— Я восстал.

— На кого?

— На Того, Кому я равен. Он хотел быть один, но нас — двое.

— Дай мне быть, как ты.

— Восстань, как я. Я дам тебе силу.

Ангел исчез. Налетевший вихрь всколебал пламя треножника;-оно приникло к земле, расстилаясь по ней.

Потом треножник опрокинут был вихрем, и пламя потухло. Во мраке послышался топот, визг, стенанье, как будто невидимое, неисчислимое войско, бегущее от врага, летело по воздуху. Юлиан, объятый ужасом, пал лицом на землю, и длинная, черная одежда иерофанта билась над ним по ветру. «Бегите, бегите!»-вопили несметные голоса.-"Врата адовы разверзаются. Это Он, это Он, это Он-Победитель!" Ветер свистал в ушах Юлиана. И легионы за легионами мчались над ним. Вдруг, после подземного удара, сразу воцарилась тишина -и небесное дуновение промчалось в ней, как в середине кроткой летней ночи. Тогда чей-то голос произнес:

— Савл! Савл! Зачем ты гонишь Меня?

Юлиану казалось, что он уже слышал голос этот когдато в незапамятном детстве.

Потом снова, но тише, как будто издали:

— Савл! Савл! Зачем ты гонишь Меня?

И голос замер так далеко, что пронесся чуть слышным Дуновением:

— Савл! Савл! Зачем ты гонишь Меня?

Когда Юлиан, очнувшись, поднял лицо от земли, он увидел, что один из иеродулов зажигает лампаду. Голова его кружилась; но он помнил все, что было с ним, как помнят сновидения.

Ему опять завязали глаза и дали отведать пряного вина. Он почувствовал силу и бодрость в членах.

Его повели наверх, по лестнице. Теперь рука его была в руке Максима. Юлиану показалось, что невидимая сила подымает его, как бы на крыльях. Иерофант сказал:

— Спрашивай.

— Ты звал Его? — проговорил Юлиан.

— Нет. Но когда на лире дрожит струна — ей отвечает другая: противное отвечает противному.

— Зачем же такая власть в словах Его, если они ложь?

— Они — истина,

— Что ты говоришь? Значит слова Титана и Ангела — ложь?

— И они— истина.

— Две истины?

— Две.

— Ты соблазняешь…

— Не я, но полная истина соблазнительна и необычайна. Если боишься — молчи.

— Я не боюсь. Говори все. Галилеяне правы?

— Да.

— Зачем же я отрекся?

— Есть и другая правда.

— Высшая?

— Нет. Равная той, от которой ты отрекся.

— Но во что же верить? Где Бог?

— И там, и здесь. Служи Ариману, служи Ормузду,как хочешь, но помни: оба равны; царство Диавола равно царству Бога.