Сергей Марков - Юконский ворон

Загоскин вышел на крыльцо, где его ожидал Кузьма. Они пошли к крепостным воротам. Печорский мещанин насмешливо смотрел им вслед.

— Видал Бову-королевича? Из благородных, — сказал громко мещанин приказчику, — связался с индейской девкой, делов всяких натворил, а мы тут его разыскивай. Да и девка всех переполошила… — Что еще говорил мещанин, Загоскин не расслышал. Выйдя за ворота, он вспомнил о замерзшем индейце и невольно поглядел на лиственничные стволы, к которым было когда-то подвешено тело, завернутое в лосиный плащ. Останки индейца все еще покоились в дощатой колыбели; вороны клевали их, стуча клювами и когтями о доску.

Но вот на башне редута взвился сигнальный флаг, с брига ответили сигналом: «Ясно вижу». Вскоре от корабля отделилась лодка. Матросы молча помогли Загоскину и Кузьме перетащить имущество в шлюпку и взялись за весла…

— Заждались мы вас, — сказал старший офицер. — Скоро поднимаем паруса. Пакет получили? На берегу ничего не оставили? — Он держался с Загоскиным равнодушно вежливо, с каким-то брезгливым оттенком. В глазах офицера можно было прочесть сдержанную тревогу. Его, человека, привыкшего к размеренной жизни, беспокоило присутствие нового лица. Но офицер обязан был заботиться о Загоскине. Он предложил гостю пройти в отведенную ему каюту, где уже был накрыт стол для обеда. Загоскин попросил второй прибор. Старший офицер удивленно поднял брови, услышав, что гость хотел бы обедать вместе с индейцем Кузьмой, но ничего не сказал в ответ и исполнил его желание. Но почему Загоскин не был приглашен в кают-компанию, где обедали офицеры брига и откуда доносился звон ножей и вилок?

Старший офицер предупредительно отвечал на вопросы, но не заговаривал первым.

— А вы не знаете причины моего вызова? Ищут, торопят, как на пожар. В чем дело? — Не могу знать. Получил приказ разыскать вас и вручить пакет. Разрешите распорядиться, чтобы вам принесли чаю? Ваш индеец его тоже пьет? — И еще как! Благодарю вас.

Когда старший офицер вышел, Кузьма и Загоскин, как по уговору, переглянулись. Их глаза блестели от обильной и вкусной пищи.

— Слава святому Николе, — сказал Кузьма, — наш путь окончен! Как мы живы остались! В жизни мне не раз приходилось плохо. Когда я был в теплой стране, то, чтобы не умереть с голоду, я ел улиток и шишки с толстых деревьев с резными листьями; когда я ходил к людям Зимней Ночи, мне однажды пришлось съесть запасные сапоги из шкуры нерпы… Но в этом походе нам было куда тяжелее, видит бог. Когда приедем в Ситху, ты будешь много есть и долго спать. Белый Горностай, брось хоть на сегодня свои пишущие палки!

После обеда они пили горячий, крепкий чай. Чаю принесли очень много, и Кузьма поглощал один стакан за другим, поглядывая на чайник — много ли еще в нем осталось. Загоскин, опоражнивая постепенно свои карманы, выкладывал на стол клочки бумаг, записки на узких бумажных лентах, маленькие памятные книжки. Он хотел собрать все, что было записано урывками, привести в порядок и переписать в дневник. Наконец очередь дошла до нагрудного кармана, где лежали наиболее нужные бумаги; там же оказались и святцы в малиновом переплете.

Загоскин раскрыл их и внезапно заметил то, что раньше не бросалось ему ни разу в глаза, — в книжке не было заглавного листа. Лист этот не был вырван, его просто кто-то наглухо приклеил к обложке святцев; точно так же было сделано и с последним листом книжки. Загоскин взял нож и попробовал отклеить лист от обложки. Из этого ничего не получилось. Тогда он снял крышку с чайника, из которого шел густой пар, и прикрыл чайник раскрытой книжкой. Скоро края размякшего листа стали загибаться и отходить от обложки. Загоскин нетерпеливо раскрыл теплую, пропитанную паром страницу и увидел ровную, сделанную старательным почерком надпись. Она занимала весь заклеенный лист.

«Во имя отца и сына и святаго духа!

Я, креол Савватий Устюжанин, завещаю, после смерти, воспитавшей меня Российско-Американской компании все места для будущей добычи золота, которые я открыл по реке Квихпак и ее притокам в последние годы. В году 18.. я в поисках золота доходил до границы с Канадой и золото нашел почти всюду. На втором заклеенном листе помещаю карту мест, где находил золото самородками и россыпью. Карту, побольше этой, кладу в потайное место, за икону Зосимы и Савватия, соловецких чудотворцев, что висит в жилье Квихпакской одиночки. Остерегаюсь всякого случая; думаю, что кто-то за моими поисками следил. Эти святцы ношу всегда при себе. Если пропадет план из-за иконы, останется чертеж при завещании.