Сергей Марков - Юконский ворон

Вот он какой — один из первых покорителей Аляски! О Лукине ходило много разговоров. Он потерял отца во время нападения индейцев на Якутат в 1806 году, и его взял к себе на воспитание Александр Баранов, первый главный правитель Русской Америки. Потом Лукин был переводчиком в материковой экспедиции храброго Васильева. Он был пионером Кускоквима, так же как и креолы Малахов, Колмаков и Глазунов. Лукин основал здесь «одиночку» и поселился в ней, окруженный враждебным племенем.

Однажды к Лукину пришли вооруженные индейцы. Они явно хотели разделаться с креолом. Но Лукин не растерялся. Он выбрал самого рослого индейца с лицом, измазанным графитовой пылью, с волосами, осыпанными орлиным пухом, схватил его за плечи, повернул и выкинул за двери. Посрамленный индеец долго ощупывал после этого свои ребра. Он тут же помирился с Лукиным и с тех пор сделался его лучшим другом…

— Голодаем малость мы, Лаврентий Алексеич, — говорил Лукин. — Все припасы приели. Оленей стрелять некому, рыбная снасть износилась. Старую юколу давно прикончили. Семья-то у меня в редуте немалая, сами видите — сорок две души, а работников нет.

Припас ежели какой добывать надо, то из Александровского редута. А туда путь трудный: надо байдары переносить с Аимтака-реки через горы; без переноса не пройдешь. Вот нас эти переносы здесь всюду и губят. Мало таких мест, где цельной водой пройдешь от места до места. Вы нашей пищи попробуйте. Извольте вам горячую лепешку. Мы к муке молотый лягат-корень подмешиваем. И ничего — едим и живы-здоровы. Не хлебом единым жив человек, господин Загоскин! Слово божие иногда надобнее хлеба. Я своим людям Священное писание читаю каждое воскресенье, а в субботу отправляю службу божественную, часовню из старой лавки перестроил. Я вам ее особо покажу.

Лицо Лукина светилось от удовольствия.

— Все это, Лукин, хорошо — и часовня, и Писание. А вот зачем ты кощунствуешь? — спросил Загоскин, с трудом прожевав лепешку, отдававшую травой.

— Я кощунствую? Господь с вами, Лаврентий Алексеич. Обижать изволите. — Лукин даже перекрестился.

— А кто эскимосам такие имена дает? — Загоскин полез в карман и достал святцы в малиновом переплете; в них лежала бумажка с именами эскимосов, крещенных Лукиным.

— Вот тебя небось Степаном да еще Терентьичем вовут, — улыбнулся Загоскин. — А что ты запел бы, если б тебя звали, предположим, Елиудом Эсромовичем, а? Что ты на это скажешь? Погоди, я преосвященному доложу о том, как ты крестишь.

— Ну, и какая тут беда? Верно, так крестил и крещу. Нешто можно варварам сразу давать православные имена? И эти я все равно из Священного писания взял, из родословной господа нашего Иисуса Христа. И из Библии брал, которые повнушительней, — Голиаф, Авессалом, к примеру. Есть и такие у меня новокрещены.

— Ты еще бы Навуходоносора взял, — улыбнулся Загоскин. — Было бы внушительно. Вот что, я твоих Эсромов всех перекрестил, ты так и знай. А больше таких имен не давай, иначе будет худо.

— Нешто за ревность к вере накажут? — с удивлением спросил Лукин, расправляя редкие усы. — Ревностней меня среди креолов не найти. Коренные русские часто удивляются — откуда в нас, креолах, вера такая? А тут ничего нет удивительного. Мы в дикости долго пребывали, и для нас вера — что чистая рубаха для человека, который омылся от грязи и этим чистым всю жизнь дорожит. — Лукин вдруг пристально взглянул на святцы в руках гостя. — Позвольте спросить — где вы святцы взяли?

— В Михайловском редуте Егорыч дал. А что?

— Это не его книжка. А вот чья — точно не упомню, только у него таких святцев не было. Преосвященный владыка в Ново-Архангельске лично святцы и Евангелия раздавал всем служителям редутов и «одиночек», и помню, что тогда Егорычу святцев не досталось; он еще обижался. Ну а чего ему обижаться… Он к вере не очень ревностен.

И Лукин стал рассказывать, как он перестраивал часовню. Он долго жаловался на нехватки. Подумать только, в лампадах вместо масла у него налит медвежий жир, аналой сделан из патронного ящика, благовестить приходится, ударяя в медный котел…

— Чья же книжка эта? — в раздумье несколько раз спрашивал креол, поглядывая на святцы. Очевидно, ему хотелось выпросить их у Загоскина.

В тот вечер они долго говорили о разных делах. Лукин лучше всех знал всю систему «переносов» — волоков от реки к реке. В них заключалась главная трудность сообщения внутри материка Аляски. Без волоков обойтись было невозможно; следовательно, нужно выбирать из них наиболее удобные. Загоскин разостлал карту на столе и, пользуясь указаниями бывалого креола, набрасывал пунктиром места «переносов». Иногда они подзывали Кузьму, дремавшего в углу, и просили его уточнить местонахождение той или иной речки, озера или ущелья. Кузьма по-прежнему не доверял карандашу. Его нельзя было заставить взять в руки «пишущую палку».