Том Холт - Песенка для Нерона

Собеседники возчика нашли историю забавной.

— И что, даже обувь у него увели, что ли?

— Так я слышал. Пацан говорит, что не видел их, но мужики в полях заметили парочку подозрительных незнакомцев, которые странновато себя вели — здоровенного широкоплечего италийца с толстой шеей и маленького грека с рожей, как у хорька. Вроде как они из тех осужденных, которые уделали стражу по дороге в каменоломни; эта парочка соответствует описаниям.

— А, — подал голос молчаливый участник беседы, вероятно, тот парень, которого я не мог разглядеть. — Это все объясняет. Наш сержант говорил что-то насчет проверки одной деревни, где видели двух чужаков, и мы понять не могли, к чему это все. А оно вон что.

И вот мы сидим с Луцием Домицием и не можем двинуться из страха, что этот парень, который оказался солдатом, повернется и увидит нас. К счастью, вскоре они закруглились и ушли. Мы досчитали до двадцати и выскочили из кабака.

Сеновал показался нам относительно безопасным место, туда мы и направились.

— Это ужасно, — сказал Луций Домиций. — Я просто не верю. Как будто кто-то специально все это планирует.

На сей раз был мой черед сидеть тихо. Я всегда смотрю на вещи с оптимизмом, но теперь он мне отказал.

— Серьезно, — продолжал он. — Не будь все так ужасно, это была бы чистая комедия. Нас преследует весь сицилийский гарнизон за убийство римских солдат и побег с каторги; наместник вот-вот сложит два и два отправит за нами свою личную стражу; наконец, выясняется, что рубашку, которая сейчас на тебе, ты спер у его сына. В совокупности этого достаточно, чтобы назавтра на охоту вышла вся римская армия целиком, — он издал какое-то бульканье. — Это поразительно, — сказал он. — Безо всяких усилий мы превратились в двух самых разыскиваемых преступников в истории Сицилии.

В обычных условиях я бы нашел в этом и светлую сторону, но на сей раз почему-то не смог ее разглядеть.

— Есть идеи? — спросил я, что само по себе показывало, насколько я был подавлен.

— Конечно, — сказал он. — Давай убьем себя и избавим их от хлопот. Единственное, что меня успокаивает — это что нас распнут, как заурядных преступников, прежде чем Сульпиций Аспер сообразит, кто я такой, а это значит, что я избегу всех тех ужасных вещей, которые мне светят, если нас поймают. Благие небеса, благодарю вас за милосердие, право слово.

— Прикрути фитиль, блин, — рявкнул я. — Им нас не поймать. Должен быть выход, подожди и увидишь. Выход всегда есть, надо только не терять выдержки и верить.

— Серьезно? — он посмотрел на меня так, как будто я выполз из яблока. — А сейчас ты скажешь, что бывал и в худших переделках.

— Ну, да, — сказал я. — Да и ты тоже. Совсем недавно мы ехали в телеге на каменоломни, а посмотри на нас сейчас — свободны и безгрешны. Есть все основания полагать, что мы такими и останемся, если будем сохранять спокойствие и не паниковать.

Я думал, он разорется, но нет.

— Ну хорошо, — сказал он. — И в чем на сей раз состоит твой сногсшибательный план?

— Не знаю точно. Возможно, исходный план — по-прежнему самый лучший. Сейчас мы должны быть недалеко от Камарины. Нам надо только попасть на корабль — и все наши проблемы позади. Но, — продолжал я, — я нутром чую, что это плохая идея. Типа, если уже известно, что мы сперли одежку пацана, более чем вероятно, что по побережью разослали всадников с посланием, так что легавые повсюду нас высматривают — и в Камарине нам придет кукан.

Луций Домиций медленно кивнул.

— Разумно, — сказал он. — И какова же альтернатива?

— Двинуться вглубь острова, — сказал я. — Может быть. Если они не ожидают от нас такого поворота, мы выиграем очко. С другой стороны, уже очень скоро весь остров станет нас искать, особенно если объявят вознаграждение. Мы чужаки, и в любом месте будем торчать, как чирьи на верблюжьей заднице. Если бы мы оказались у нас дома, я бы выбрал горы. Я знаю тысячи пещер и потайных мест вокруг Филы, где можно сидеть месяцами. Но шляться по этим холмам — значит напрашиваться на неприятности… и это если допустить, что нам удастся пересечь равнину незамеченными, а это вряд ли.

— Проклятье, — произнес Луций Домиций задумчиво. — А ведь ты у нас весельчак. Я же прав, так? Мы покойники.

— Нет, не покойники, — сказал я. — Я просто размышляю вслух, вот и все.

— Это конец, — повторил он. — Ну что ж, прекрасно. Ты давай думай. Лично я собираюсь помолиться.

Я вот, значит, я сижу на сеновале на Сицилии и пытаюсь придумать простой, но эффективный способ остаться в живых; наверное, я думал так напряженно, что надорвал мозги и отключился, потому что когда я пришел в себя, свет струился сквозь щелястую дверь.