Том Холт - Песенка для Нерона

В любом случае, это был конец всего. Луций Домиций, два повара-гладиатора, а возможно, и сука Бландиния тоже — практически все, кого я знал в Риме, были теперь мертвы, а я, как всегда, остался совсем один и в полной заднице. Я побрел через двор, даже не думая бежать. Какой смысл? В тот момент я бы не слишком переживал, если бы горящее бревно рухнуло на мою тупую голову и стерло меня из этой истории.

— Гален? — произнес голос у меня за спиной. — Кой хрен ты тут делаешь?

Я повернулся кругом. Угадайте, кто это был.

Даже я не узнал бы его в тот момент, наверное. Во-первых, он был залит кровью, во-вторых, промок насквозь — волосы прилипли к голове, его покрывал слой пепла, штукатурки и Бог знает чего еще. В правой руке он держал германский длинный меч с лезвием, согнутым почти под прямым углом.

— Гален? — повторил он. — На что это ты так уставился?

О, да ни на что. Просто на мертвеца, который вдруг возродился к жизни.

— Ты цел? — спросил я. — Выглядишь хреново.

— Ты тоже, — ответил он. — Слушай, есть какие-то причины, по которым ты торчишь тут, как хрен в горшке? Может, ждешь кого?

Я покачал головой.

— Прекрасно, — сказал он. — Тогда давай убираться отсюда.

Ну, а почему бы и нет? В его устах это прозвучало как приглашение слинять с унылой семейной встречи или праздника урожая: давай-как потихоньку ускользнем за угол, я знаю там одну неплохую винную лавку. Пусть другие тушат огонь и оттаскивают тела, а мы пока пропустим по маленькой. Совершенно согласен, подумал я, какая прекрасная идея. Жалко, что я не дал себе труда подумать два раза.

Улица была полна народу, каждый путался под ногами у каждого, торопясь убраться подальше. Мы не спешили (это одна из приятных сторон заколдованной жизни — ты не паришься по поводу случайной смерти — от падения стены, скажем, или горящей балки. Ты просто плывешь мимо суетливых смертных и все у тебя прекрасно). Когда мы оставили пожар позади, мимо пронеслась большая телега, набитая здоровенными мужиками с длинными баграми и тяжеленными молотами: пожарная команда торопилась разнести побольше домов в противопожарной полосе. Изначально это была идея Луция Домиция, хотя вся слава досталась Веспасиану, который вовремя ее подрезал.

— Ладно, — сказал я. — Кой хрен с тобой было?

— Что? — он, кажется, думал о чем-то другом. — О, да не о чем рассказывать, в общем-то. Вот только что меня забалтывает этот тип Поллион… ты не знаешь, кстати, он это серьезно? Я не могу представить, чтоб кто-нибудь был так одержим моими сочинениями — даже я сам. В общем, тут раздался грохот, я оглянулся — и бац! все потемнело. Очнулся я в амбаре или на конюшне — короче, какой-то деревянный сарай, на полу солома и воняет скотиной. Какой-то ублюдок привязал меня к балке, поэтому очнулся я от судорог в ногах и спине; не успел я открыть глаза и спросить, ой, где это? как какой-то здоровенный козел врезал мне по морде и спросил: ну, где это, где оно спрятано? Бог знает, о чем он говорил. Я решил, что он или безумен, как сорока, или принимает меня за кого-то другого. Каждый раз, когда я пытался что-то сказать, он лупил меня по роже. В общем, он занимался этим какое-то, по-моему, очень долгое время, а потом угадай, кто пришел?. Никогда не догада…

— Сицилиец, — сказал я.

— Чего? О, ты знал!

— Он главарь банды, — сказал я. — Его зовут Стримон.

— Стримон, — повторил он. — Как ни странно, я помню это имя. Кажется, он был в деле еще в мое время. Удивительно. Но так или иначе, он явился туда и вставил тому чуваку, который меня бил, здоровенный фитиль — за то, что тот начал раньше времени. Очень он удивился — в смысле, тот чувак. Думаю, он ожидал, что его похвалят за проявленную инициативу. Он пожал плечами и отошел в сторонку, а его место занял этот Стримон, и он тоже принялся задавать одни и те же вопросы, снова и снова: где это, где тайное укрытие, и каждый раз, когда я говорил ему, что не знаю, о чем он, он мне вдуплял. В этом он был получше первого, хотя надо отдать ему должное — он старался не причинять мне серьезных травм. Как будто я был дорогим рабом или типа того. Как раз когда это начало действовать мне на нервы, кто-то громко завопил — пожар! — и тут же мы все услышали запах дыма. Сицилиец — Стримон, если это и правда был он — сразу заорал: отвязывайте, уводите его отсюда — а потом убежал, чтобы посмотреть, что творится. Двое его костоломов стали резать веревки, но пока они этим занимались, огонь успел добраться до нашей конюшни, кровля вспыхнула, посыпались угольки, загорелась солома; а еще все затянуло дымом. Один из них сказал, ну его нахрен, надо валить отсюда. Другой ответил: нет, хозяин сказал вытащить его в безопасное место, это важно, а ну иди сюда! Но было поздно, его товарищ смылся, так что ему пришлось заканчивать дело в одиночку. Сами виноваты, нечего было так меня упаковывать. В общем, вышло так, что я был почти свободен, когда сверху рухнул кусок бревна и вырубил этого мужика, тот свалился и остался лежать. Я рванулся и оказался свободен. В благодарность я попытался вытащить его оттуда, но после всего этого мордобоя толку от меня было немного. Из раны на голове у него хлестала кровь, он стал ужасно скользким, бедолага, я никак не мог его ухватить, а дым был такой густой, что я едва легкие не выхаркал, так что в конце концов сдался и… в общем, стыдно сказать, но я бросил его там и сбежал. И через несколько мгновений я увидел тебя. Вот и все.