Вячеслав Софронов - Путь диких гусей

Выругавшись, Кучум направился в сторону лагеря, где начали выбираться из шатров его воины, потягиваясь и позевывая после тяжелого пьяного сна. Проснулись и раненые, забывшиеся на короткое время, начали стонать, просить пить, проклинать свою участь.

Не въезжая в основной лагерь, Кучум подъехал к одинокому шатру, где содержалась под стражей его сестра. У самого входа он наткнулся на двух спящих стражников и пустой кувшин, лежащий рядом. Почуяв недоброе, вбежал внутрь и увидел пятна крови на полу, смятые подушки, валяющийся тут же кинжал, на котором сохранились следы крови.

"Ее кинжал, — подумал он, подняв небольшой, с ладонь величиной, кинжальчик, изготовленный мастерами Дамаска, — но кто же посмел напасть на Зайлу? Враги? Но они не решились бы пробраться в лагерь. Или кто-то из своих пьяных нукеров?"

Не найдя объяснений, выскочил наружу, где Алтанай с помощью плети приводил в чувство спящих охранников.

— Куда делась женщина из шатра? — налетел на них Кучум, не слыша собственного голоса.

Но катавшиеся по земле нукеры лишь испуганно закрывали лица от ударов плетки и мычали что-то невразумительное.

— На кол обоих, — бросил Кучум, не обращаясь ни к кому, — может, тогда вспомнят что-то, — вскочил на Тая, огрел того плеткой, вымещая злобу.

Дождавшись у своего шатра Алтаная, велел отправить на разведку две сотни охотников, чтоб проверить дорогу, ведущую на Кашлык. Потом, вплотную подойдя к башлыку, тихо проговорил:

— И выдели с десяток человек охотников, чтоб разыскали Зайлу где бы она ни была. Далеко увезти ее не могли… Если ее нет в лагере, то надо искать в ближайших селениях. Обещай охотникам хорошую плату, — и чуть помедлив, добавил;- От меня лично. Все понял?

— Понял, хан, — закивал в ответ башлык, соображая, за что же вперед браться: за разведку дороги на Кашлык или поиски ханской сестры. И решил, что сестра важнее, а Кашлык никуда от них не денется.

День прошел в сборах и отдыхе для воинов. Купали в прохладной уже иртышской воде коней, мылись сами, нагрев в больших чанах воду. Мазали раны медвежьим салом, которое нашли в одном из сибирских селений.

Вечером на ближайшем холме хоронили мертвых в вырытых неглубоких могилах. Каждого из погибших завернули в чистую материю, мулла прочел над ними молитву, все бросили в яму по пригоршне земли. Тяжело вздыхая, степное воинство отправилось обратно в лагерь, тихое и необычно молчаливое. То был первый бой, и все надеялись, что последний.

— Как ты думаешь, — спрашивал молодой рыжеволосый кипчак у пожилого ногайца, шагавшего с ним рядом после похорон, — теперь хан заплатит нам обещанное и можно возвращаться обратно домой?

— Можно подумать, что тебя там очень ждут, — усмехаясь в седую бороду, отвечал тот, — мне возвращаться туда незачем. А деньги… деньги можно и здесь потратить. Я не какой-нибудь купец, чтоб хранить их. Куплю себе молодую жену и останусь с ханом.

— А у меня есть невеста под Бухарой, и я внес ее отцу залог в счет будущего калыма. Она ждет меня.

— Тогда поезжай, коль ждет, — все с той же недоброй усмешкой отвечал ногаец, — доедешь ли. Сибирцы рады будут содрать с тебя шкуру и забрать себе деньги и коня.

— Так что мне, навсегда оставаться среди этих комаров и болот? — красноречиво хлопнул себя по шее рыжеволосый.

— Как знаешь, — безразлично проговорил ногаец и ускорил шаг, — все в руках Аллаха…

Уже по темноте вернулись две сотни, разведывавшие дорогу к Кашлыку. Юзбаши сообщили Кучуму, что засады ими не обнаружено и лишь небольшие отряды несколько раз встречались возле сибирских селений.

— Велика ли оборона у Кашлыка? — поинтересовался хан.

— Ворота закрыты, и на стенах видны воины, но сколько их… — Юзбаша с поклоном опустил к ногам хана короткую стрелу, к древку которой был привязан кусок тонкой бересты. — Эта стрела прилетела из крепости, с одной из башен, — добавил он, — там какие-то знаки.

Кучум осторожно развернул бересту и увидел начертанные углем непонятные символы в виде кружков и крестиков.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил он Алтаная. Но тот, бросив взгляд на бересту, даже не пытался понять, что там изображено.

— Прости хан, но если бы ты показал мне доброго жеребца, то я мог бы ответить, какой он породы. А тут черточки всякие… Нет, не могу сказать.

— Позвать сюда вчерашнего перебежчика, что принес в мешке голову сибирца, может, он чего поймет.

Мигом был приведен Ата-Бекир, растянувшийся ниц перед Кучумом.