Вячеслав Софронов - Хан с лицом странника

Карача-бек, увидев догоняющего их всадника, выругался и поехал навстречу, не представляя, кто бы это мог быть.

— Мухамед-Кул велел передать тебе этот перстень в уплату за ловчего сокола, что ты обещал ему привезти, — протянул юзбаша перстень ханскому визирю. Карача-бек, принимая подарок, не сводил глаз с лица Янбакты. "Не в перстне тут дело. Чего-то он вынюхивает. Вон как оглядывает и сопровождающих караван людей, и тюки с поклажей. Чуть шею себе не сломал!" — думал он.

— Передай и от меня, что выполню все, как просил царевич, — Карача-бек намеренно заслонил собой от любопытного взгляда голову своего каравана. — А что ищет, уважаемый? Может родню увидел?

— Да нет. Показалось просто. Ну, я поехал, прощай, визирь. Доброго пути тебе. — И, не дожидаясь ответа, Янбакты круто развернул коня и дал шпоры. Все, что он хотел услышать, он услыхал и теперь надо срочно сообщить обо всем Мухамед-Кулу.

— Чего ему нужно от нас? — спросил, подъезжая к Караче-беку, Соуз-хан.

— Вынюхивает чего-то, а чего не пойму. Неспроста это…

— А наш разговор он не мог слышать?

— Кто его знает. Спросил бы сам.

— Так может его… это самое… Нагнать и в воду. Пусть потом ищут.

— Вроде башка большая, а ума, как у ребенка, — презрительно глянув на него, обронил Карача-бек, — попробуй, догони его теперь.

Мухамед-Кул внимательно выслушал все, что передал ему сотник, и плюнул на землю.

— Шакал, он и есть шакал. Привык падалью питаться. Натворит он еще дел. Уж больно хитер. Надо поосторожней быть. Следить за всеми новичками в Кашлыке.

— Царевичу пора держать свою ставку, отдельно от хана, — вставил свое слово Янбакты.

— Ладно, вернемся из похода, там видно будет. К вечеру они были уже далеко от Девичьего городка, и мысли о предстоящем сражении, если не удастся поладить с соседями добром, и походные хлопоты почти стерли у Мухамед-Кула его ночной разговор с теткой. Но устроившись на ночлег у небольшого костра, он вдруг явственно увидел ее лицо, горящие глаза и негромкий шепот: "Все дела, дорогой Мухамед-Кул, вершатся в Бухаре. А мы здесь лишь косточки сочных плодов, что проедаются в ханских дворцах. Мы — игрушки в их руках…" Юноша испуганно повел головой, думая, что тетка сидит где-то рядом, но на толстом войлоке сладко посапывал юзбаша, а больше никого рядом не было.

Юноша перевернулся на спину и уставился широко открытыми глазами в темное небо, затянутое мрачными тучами. Погода начинала портиться и завтра вполне мог начаться дождь, грозивший перерасти в длительное ненастье. Но не это беспокоило юношу, а все то, что рассказала ему тетка, а позже передал Янбакты. Казалось, будто невидимая паутина коснулась его тела и тянет за тонкие ниточки в разные стороны. Кто друг? Кто враг на этой земле? Зачем он сам здесь? Что ждет его через год и дальше? Радость от первого самостоятельного похода была омрачена тайной слов, несущих в себе разрушительное действие, как вода, впитываясь в дерево, рвет его, как огонь, лизнувший сырую глину, делает твердой, но хрупкой, так и слова меняют человека.

Мухамед-Кул провел языком по сухим губам и ощутил вкус крови, со злости прикусив себе нижнюю губу.

"Почему человек, даже когда поранит сам себя, норовит обвинить в том ближнего? И действительно, не узнай я за прошедший день столько нового и неприятного для себя, не злился бы и не кусал собственные губы. А не отправился бы в поход, то мог и не знать обо всем этом… Но в поход я не мог не пойти, ведь я племянник хана и кому, как не мне, водить сотни? А будь я простым нукером, то был бы в чьем-то подчинении как тот же Янбакты… Хуже это или лучше? Не имел бы власти, не отдавал бы приказы, против меня не плелись бы заговоры… А если я стану со временем сибирским ханом? Что тогда? Буду ли более свободным?"

Хотелось растолкать спящего рядом сотника, поговорить, посоветоваться с ним. А что он скажет? Что может посоветовать? Убить врагов? Но появятся новые и будут ли они не столь опасны. Навряд ли.

"А может попросить у дяди свой улус и править без чьих-то советов и указаний? Пойдет ли дядя на это? Даже если и выделит улус где-то среди болот на краю своего ханства, то надо чем-то платить воинам, воевать с соседями, собирать дань. Но у Кучума подрастает старший сын Алей и он тоже потребует свой улус. А там еще родятся дети, которые со временем вырастут и потянутся к власти. А Зайла-Сузге… А сын ее Сейдяк…"

Незаметно для себя Мухамед-Кул уснул, а по небу плыли тяжелые тучи, обещая обильный дождь и раскисшие дороги.