Вячеслав Софронов - Кучум

— Смотри как надо, — и широко откинулся назад, с силой гребнул, упираясь обеими ногами в переднюю скамью. — И-и-и р-р-раз! И-и-и раз! А ну, Ларька, затяни нашу, донскую…

Тот набрал побольше воздуха в грудь и затянул что-то разудалое, подмигнул братьям, отирающим пот со лба, стертыми в кровь ладонями. Запели и другие казаки, широко улыбаясь, не переставая работать веслами. Струг пошел ходко, быстро нагоняя ушедших вперед.

Шарип не удержался и тоже разулыбался, ткнул брата в бок, показал на проплывающие мимо берега:

— Однако, хорошо так плыть. Весело…

— Поглядим, как дальше все обернется, — ответил не разделявший его радости Набут.

Они уже подплывали к устью Тобола, где он сливался с водами неугомонного Иртыша-землероя.

Мухамед-Кул, которому было поручено организовать оборону ханских земель, вместе с Кучумом и Карачой-беком выехали из Кашлыка. Они ехали по правому берегу Иртыша, выбирая место, где можно было бы встретить русских и разбить их. Мухамед-Кул ехал в один ряд с ханом, а следом, чуть приотстав, Карача-бек, который сидел на коне чуть нахохлившись, словно ворон после дождя на ветке дерева. Вместе с охраной следовали и молодые царевичи Ишим и Алтанай и совсем юные Абдур-Хаир, Асманак, Канай. Они были особо возбуждены и время от времени пускали лошадей вскачь, пытались вырваться вперед. Женам и наложницам вместе с малолетними детьми хан велел готовиться к переезду в другое место. Он и сейчас хорошо помнил, как много лет назад захватил врасплох Кашлык, благодаря предательству начальника стражи, убившего одного из сибирских ханов.

"Лучше лишний раз поостеречься, чем потом до конца дней кусать собственный локоть", — думал он. После сообщения о том, что русские взяли городок Карачи-бека, захватили в плен его сыновей, Кучум не спал последнюю ночь. Болели сильнее прежнего глаза, он перестал различать предметы и людей, находившихся от него дальше чем за десять шагов. Но об этом знала лишь одна Анна, и он строго-настрого запретил ей сообщать об этом кому-либо.

— Прогоним прочь русских — и зрение вернется, — обронил он неосторожную фразу и тут же пожалел об этом.

— Меня тоже прогонишь? — не поднимая головы, спросила Анна. — Я ведь тоже русская…

— Прости. Не тебя имел в виду. Ты это хорошо знаешь.

— Зачем ты приказал ослепить пленных мужиков, что привели с последним полоном?

— Не твое дело, — вспылил он. — Ты желаешь, чтоб они сбежали и привели сюда войска царя Ивана? Ты этого хочешь?

— Они уже пришли… А ты не думал, что Господь наказал тебя за их слепоту? Болезнь твоих глаз. Это ли не наказание Господне?

— Замолчи, женщина! Не пророчествуй! Не твое это дело!

Она ушла. И теперь Кучум мучился, подозревая Анну в измене, в потворстве своим соплеменникам. Хотя, она давно могла бы тайно покинуть Кашлык, сбежать обратно в земли своих родителей. Но она любила его. Любила таким как он есть… Но при этом не принимала многих его решений. Как-то поведет она себя сейчас, когда русские пришли уже под стены его столицы…

— Самое удобное место — напротив устья Тобола, — вывел его из задумчивости голос племянника.

— Что ты говоришь? — переспросил Кучум. Они находились на вершине горы, изрезанной многочисленна ми провалами оврагов, тянувшихся вниз к реке.

— Если мы поставим свои сотни здесь, то сможем засыпать их стрелами сверху, — продолжал Мухамед-Кул. — К тому же они не смогут обойти нас. Мы все будем видеть с вершины холма.

Карача-бек подъехал ближе и внимательно слушал слова Мухамед-Кула, но мысли его были о сыновьях, которые оказались в плену у русских. Он готов был кинуться навстречу русским лодкам, чтобы выкупить своих близнецов. Оказавшись в заложниках, сыновья связали ему руки, и думать сейчас о чем-то другом он просто не мог.

— А ты как думаешь? — обратился к нему Кучум. — Удачное место выбрал мой племянник?

— Насколько я помню, когда-то здесь уже было одно сражение. Хан Едигир тогда находился вон на том холме, — указал рукой визирь. — Но удача отвернулась от него. Я не люблю совпадений…

— То было давно, — отмахнулся Кучум. — К тому же Едигира нет в живых. Так что нам нечего опасаться.

— А где мы пустим конников? — спросил царевич Ишим.

— Тут им делать нечего, — отрезал Мухамед-Кул, бросив на него косой взгляд. Тяготило, что ханские сыновья будут стремиться все сделать по-своему, наперекор его воле.

— Но наши воины плохо дерутся пешими, — не сдавался царевич.